Змеиное гнездо

Дэвид Джон замолкает. Джессап не успевает задать новый вопрос, даже если бы придумал, что ему нужно спросить у отчима, потому что на дорогу сворачивает БМВ Брэндона Роджерса. Брэндон едет медленно, движок гортанный и мощный – команда «смирно». Машина – темно-черная, чище, чем положено сырым ноябрьским утром, а окна такие тонированные, что если бы Джессап не знал, кто ведет, то мог бы представить, что за рулем дьявол. Машина съезжает с гравия на скользкую траву, полный привод справляется с легкостью, задние фары вспыхивают белым, когда Брэндон сдает назад и встает рядом с фургоном Дэвида Джона. То, как Брэндон пятится, бесит Джессапа. Сам не знает, почему именно, но кажется, будто в этом – все, что ему не нравится в Брэндоне: привилегированность, одежда, самодовольство в уверенности, что он всегда прав. Маленькая частичка спрашивает, сойдет ли ему с рук процарапать дорогую машину Брэндона ключом.

Слышит изнутри музыку. Через секунду понимает, что у Брэндона грохочет опера. С Вагнером или кем-то в этом роде Брэндон чувствует себя истинным арийцем, но, кто бы там ни играл, это претенциозно, и нелепо, и это опера, и Джессапу так и хочется разбить Брэндону нос. Пытается успокоиться. Брэндон же помогает, да? Он сует руки в карманы, чтобы сжатые кулаки не бросались в глаза.

Но Брэндон пребывает в блаженном неведении о мыслях Джессапа, потому что выходит из машины довольный собой.

– Я звоню – и они прибегают. Эти журнашлюхи у меня в кармане. Сегодня могу на них насрать, а завтра заставлю танцевать. Они знают, у кого тут золотые рейтинги. Мне только надо пообещать шоу – и они как куклы на ниточках. У нас уже и «Фокс Ньюс», и «Эм-эс-эн-би-си», и только что звонил мой человек в «Си-эн-эн». Они пригонят фургон через десять минут. И кое-кто из прессы. Кого-то шлет «Вашингтон Пост», и кажется, у нас есть «Таймс». Конечно, и репортер «ВернемСвое». – Он пожимает руку Дэвиду Джону, потом Джессапу. – Хорошая явка.

Открывается пассажирская дверь, выходит другой молодой человек – лет двадцати пяти, в костюме. Низкий, пять футов и шесть дюймов[65], и тощий, с дорогой видеокамерой и микрофоном. Поднимает камеру к глазу, ровный красный огонек показывает, что он записывает. Брэндон отмахивается, явно раздраженный.

– Господи ты боже, Картер, не сейчас.

Картер опускает камеру, красный огонек гаснет.

Все четверо поворачиваются на шум другой машины по гравийной дорожке. Пикап Эрла. Брэндон кивает.

– Хорошо, хорошо, – говорит он. Смотрит на Джессапа, замолкает, склоняет голову, улыбка немного сползает. – Надо поправить тебе галстук, Джессап.

Дэвид Джон смеется. Джессап не может не вздрогнуть, но смех дружелюбный. Отчим хлопает его по спине.

– А я что говорил.

Брэндон кивает.

– Да, надо, чтобы он выглядел отлично. Уверенно. Хочу еще посмотреть на пиджак, но думаю, все идеально. Отлично, но не слишком

. Нельзя выглядеть так, будто ты при деньгах. Надо выглядеть как хороший американец, собирающийся в церковь.

Джессап думает: а я кто, не хороший американец, собирающийся в церковь? Но, очевидно, Брэндону все равно, что думает Джессап. Он уже перешел к машине Эрла, приветствует его, просит зайти внутрь, пока сам поговорит с приехавшими новостными командами, проследит, что у них все есть, поможет подготовиться, чтобы они снимали, когда заявятся копы с ордером.

Газеты

В двадцать минут восьмого Брэндон получает сообщение от Хокинса.

– Десять минут, – объявляет он. – Доедайте яичницу.

Джессапу кажется, что он ее в себя заталкивает. Идет в ванную почистить зубы. В животе слабость, будто сейчас все вывалится.

Но в зеркале – молодой человек, у которого все при всем. Дэвид Джон поправил ему галстук, и с застегнутым пиджаком и заправленной рубашкой он выглядит презентабельно. Волосы аккуратно причесаны, выбрит, очарователен, порядочен. Как на танцы собрался. Представляет отца Корсона в костюме. На похоронах.

Он еле успевает поднять крышку унитаза, когда его тошнит. По крайней мере, хватило ума придержать галстук.

Умывается. Снова чистит зубы, полощет рот.

Снова пялится в зеркало. Соберись, Джессап.

На кухне ворчит Джюэл:

– От платья все чешется.

Мама расчесывает ее так агрессивно, что у Джюэл за щеткой выгибается голова.

– Ай!

Джессап трогает маму за руку.

– Я причешу, если тебе нужно приготовиться.

Мама благодарно отдает щетку, спешит сделать макияж.

– Косичку, пожалуйста, – добавляет на ходу.

На ней простое и скромное черное платье чуть ниже колен. Одно из ее любимых; купила на распродаже остатков в «Таргете» и не надевает понапрасну, бережет для особых случаев.

– Она и так уже красивая, – говорит Джюэл. – Зачем ей еще косметика?

– Ну с ней она себя увереннее чувствует, – говорит он. – Это как броня, – он не так торопится, как мать, причесывает аккуратно, начинает заплетать волосы. Джюэл все равно ерзает, но не ноет. – По-моему, когда ты вырастешь, будешь похожа на нее.