Через некоторое время Лидия, издав звук, похожий на урчание, пошевелилась и прильнула к нему еще ближе, уткнувшись губами ему в шею. Дилл ощущал ее теплое дыхание. Она закинула ногу Диллу на бедро.
Свободной рукой он стал гладить ее по голове. Осторожно провел ладонью по всей длине ее волос. И еще раз.
И еще.
И еще.
Если бы он мог быть достаточно неподвижным, все движение в мире остановилось бы. Орбита земли. Танец приливов. Реки, впадающие в моря. Кровь в жилах. И все стало бы ничем, кроме ее совершенного и временного присутствия здесь.
48
Лидия
Ранние сумерки в июне были мягкими и зеленоватыми, еще не пропитанными удушливым летним зноем. На могиле Трэвиса выросла новая трава. Они сидели рядом с ней, ища слова, которые должны были сказать друг другу и Трэвису. У Лидии больше не возникало такого чувства, будто она бросает Дилла на произвол судьбы, и все же ей казалось, что она бросает Трэвиса. В каком-то смысле это было еще хуже и в то же время нелогично.
– Долго тебе ехать? – спросил Дилл, теребя травинки.
– Думаю, около десяти часов, – ответила Лидия, прихлопнув комара, севшего ей на ногу. Она не выносила пустых разговоров, и они бесили ее в тысячу раз сильнее, если она говорила с кем-то настолько для нее значимым, как Дилл. Но Лидия понимала, для чего они это делают.
– Собираешься проехать весь путь за один день? – Судя по поведению Дилла, ему такие разговоры нравились не больше, чем ей, но он так же был не готов заполнять тишину чем-то иным.
– Ага.
– Черт. Во сколько выезжаешь завтра утром?
– Вероятно, около шести, – со вздохом ответила она.
– Ой. А стажировка у тебя начинается… – Дилл осторожно снял с руки божью коровку и посадил ее себе на ладонь, чтобы она могла улететь.
– На следующей неделе, девятого июня.
– Жаль, что ты так рано уезжаешь.
– Мне тоже, но нужно немного времени, чтобы освоиться и обустроиться до того, как начнется стажировка.
– Нервничаешь? Ты ведь будешь работать на ту даму из журнала
Лидия печально усмехнулась.
– Да. И да, она такая.
Воцарилась меланхоличная тишина. Они слышали гул насекомых в кронах деревьев, росших вокруг кладбища, как бы обнимающих его. Десять дней после окончания школы пролетели стремительно: они работали, смотрели на поезда, сидели на Колонне, иногда куда-нибудь ездили (Диллу больше всего нравилось ездить в «Грейсленд»), подолгу лежали под звездами и целовались.
Дилл откинулся назад, опираясь на ладони.
– Наверное, трудно будет парковать «Эл Гора» в Нью-Йорке?
– Ага. Собираюсь продать его одному из школьных приятелей Далии. Мы пересечемся в городе, и он увезет «Эла» в Стэнфорд. – Она ощутила укол боли.
– Продаешь «Эл Гора»? Я буду по нему скучать. – В голосе Дилла сквозил едва уловимый намек на предательство. Он был в том же умонастроении.
Лидия провела рукой по верхушкам травинок.
– Я тоже.
– Надеюсь, ты оставила велосипед, чтобы я мог катать тебя, когда ты приедешь в город?
– Готова поспорить: папа разрешит нам брать его машину.
– Да, но на велике классно.
Светлячки мелькали между надгробиями в слабом вечернем свете с оттенком зеленой листвы. На кладбище пахло чистой землей и нагретым на солнце камнем.
– Нам стоило придумать какую-то церемонию, – наконец произнесла Лидия.
– Придумывать – значит думать, а я не хотел об этом думать.
– И я.
Дилл уставился в землю. Лидия сделала вид, что тоже смотрит вниз, а сама вместо этого искоса посматривала на его профиль. Вокруг его головы плясали светлячки. Ее сердце ныло от осознания того, что с каждым биением оно отсчитывает еще одну секунду до ее отъезда, до того момента, как она уедет и больше не будет видеть его.
– Дилл. – Она положила руку на его колено.
Он поднял глаза.
– Да?