Змеиный взгляд. Этюды

Змеи

Гадюка

Раньше, бродя по лесам, окружающим деревню, я замечал в них единственных ползучих гадов — ужей, они, как известно, в отличие от ядовитых сородичей, отмечены оранжевыми или жёлтыми пятнами на чёрных макушках. Лишь однажды за многие прежние годы встретилась мне гадюка — под желтевшим ореховым кустом, усыпанным соплодиями спелых орехов. Нынешним же летом, едва сошёл я как-то раз в солнечный полдень с рейсового автобуса и ступил с асфальтовой ветки большого шоссе на грунтовую проезжую дорогу, ведущую прямо в нашу деревню, и тут же увидел двух гадюк, ползших через машинные колеи в разные стороны. Обе, почуяв меня, заторопились и, вильнув тёмно-серыми хвостами, исчезли в густой придорожной траве.

Потом и жена моя Вера Владимировна наткнулась на гадюку, притаившуюся в опасной близости от людей. К вечеру, повязав голову выгоревшим цветастым платочком, бойко, как молодая, пошла жена в огород прореживать морковь, но неожиданно вернулась в избу, где я растапливал русскую печь, подкладывая под сложенные в клетку поленья горящую бересту.

— Глянь, какое страшилище там сидит! — сказала Вера и мотнула головой в сторону двора, нервно поёживаясь при этом и посмеиваясь. — Пойдём! Я боюсь!..

Огород наш, ухоженный ею (жена знаток и любитель подсобного хозяйства, а я у неё тут на подхвате), невелик: всё маленькие грядки, и одна из них — грядка моркови, вскопанная возле кустов смородины, под старой «китайской» яблоней, раскидистой, как баобаб (на картинках), на которой вызревает множество плодов размером с вишню.

Приблизились к морковной грядке. Вера Владимировна указала пальцем на красную пластмассовую лейку, оставленную в междурядье, и произнесла почти шёпотом:

— Там…

Лейка с прошлого дня оставалась в огороде. Долгое время шли затяжные дожди, и она не была нужна; но дальше распогодилось, несколько дней сияло солнце, и вчера мы искусственно оросили подсохшие грядки, черпая воду из железной бочки под водостоком. Наверно, змеи оттого и размножились так сильно, что в мае, июне, июле на земле скапливалось много влаги, они ведь её любят. Я, было, взялся за лейку, но вдруг поостерёгся и заглянул в неё, нацепив очки, которые до этой минуты держал в кулаке. Склонился над лейкой и разглядел на дне гадюку, показавшуюся мне на красном фоне совсем чёрной. Кто не содрогнётся, увидев перед собой ползучего гада? Вздрогнул и я от пробежавшего по позвоночнику морозца, от первобытного страха и в первый миг отпрянул, но набрался храбрости и не шибко стукнул по лейке ногой.

На дне её оставались капли воды. Змея лежала в сырости, свернувшись кольцами посреди вытянутого днища, но от моего тычка ногой в лейку она подняла треугольную голову с зубчатым рисунком, тянущимся дальше по хребту, и, выбрасывая изо рта чёрную нитку языка, недовольно на меня посмотрела. Я сразу её понял. Если бы змеюка могла говорить, то сердито сказала бы примерно следующее: «Почто бухаешь, спокою не даёшь? Что я тебе такого сделала? Помешала, да? Место в твоей лейке пролежала? Сладил с маленькой?»

— Проваливай! — говорю. — Ползи в лес! Ты ядовитая, мы тебя боимся. Не захочешь, да при случае ужалишь. Это в тебе природой заложено.

Змея вылезла на землю, но не в ровный заводской вырез лейки, а в пролом, не помню, когда и отчего образовавшийся на верхнем скруглённом углу пластикового сосуда. Вяло навиваясь, она нехотя двинулась по междурядьям за пределы огорода. Пару дней мы с Верой ходили по двору осторожно, поглядывая себе под ноги, побаиваясь, но гадюк, похоже, в усадьбе больше не было, и бдительность в нас притупилась.