Змеиный Зуб

Она начинала свой день, как положено было змеиной леди, в пять часов утра. Полчаса на утренний туалет и ещё полчаса на утренние молитвы сменялись утренним обходом комнат и змеятника. Минут за двадцать до семи она шла будить Сепхинора, одевала его и причёсывала. И ровно в семь они дружно садились завтракать. Если бы не было Эми, Валь едва бы успевала втиснуть туда варку утренней каши; а если б даже и успевала, ей было бы жаль смотреть на то, как домочадцы пытаются со слезами на глазах прожевать её стряпню.

После этого Глен отправлялся на работу, Валь – на кухню, и ещё час она вместе с Эми занималась приготовлением еды на обед и на ужин. А потом ловила бегающего по башенному холму Сепхинора и сажала его за парту. Один день она учила его грамматике, второй – арифметике, третий – змеиным наукам о породах, ядах и музыке, четвёртый – истории, пятый – геральдике острова и этикету, шестой – литературе. А на седьмой они вместо теории занимались практикой, Валь приводила его в змеятник, и Сепхинор играл полозам уже совсем не простые мелодии на особой флейте. Они занимались до полудня, и потом Сепхинор мог ещё час бездельничать, а Валь в очередной раз должна была посетить кухню и заменить Эми, если в башне требовалось прибраться.

На обед Глен возвращался, и ещё час после него он обычно проводил в башне, в основном – болтая без умолку, реже – просто листая островные газеты. Вторая половина дня не имела чётких задач и могла быть посвящена визитам вежливости, домашнему благоустройству, послеобеденному сну или, что чаще всего, шитью. Сепхинор проводил эти часы в её компании, если не спал; он мог читать ей вслух или бубнить таблицу умножения. Валь постоянно чинила одежду своего семейства, в том числе гленовых родителей, и изредка ей удавалось начать что-то новое. Плащ для мамы, который она скроила в прошлом году, так и продолжал лежать с незавершённой вышивкой. Сохранялась призрачная надежда закончить его до её дня рождения в середине зимы, чтобы послать ей в Эдорту, но теперь…

Теперь всё послеобеденное время она была обязана посвятить работе с Моррва. Так что Сепхинор был оставлен наедине с книжкой, опечаленный разлукой, а Валь ушла в морг под руку с Гленом.

Словами не передать, с каким удовольствием семейство Моррва демонстрировало свои бессчётные умения и познания. Тут не стой, здесь угол смерти. За доски берись только в перчатках, а за черепа – только без перчаток. Саваны складывай не слева направо, а справа налево. На мертвеца смотри, а то не научишься, но не засматривайся, он же мужчина. Розмарина в раствор для обмывания клади побольше, чтобы был запах, но поменьше, чтобы не переводить. Чаю Герману принеси, но не заходи к нему, чтоб не отвлекался от резьбы.

Бегая между моргом, где орудовала леди Дала, мастерской лорда Германа и улицей, где Глен чинил скрипящий катафалк, Валь уже к шестому часу вечера почувствовала, что скоро упадёт на стол вместо покойника. Не столько потому, что работа была тяжёлой, сколько потому, что никому не могла угодить.

Кроме, разве что, Глена.

– Пошли, прогуляемся, – предложил он бодро, когда она вышла в очередной раз глотнуть воздуха. В горле скрипела мелкая пыль от опилок. А барону хоть бы что, он отдыхал пару минут уже который раз за эти полчаса. Его глубоко посаженные глаза солидарно с довольной ухмылкой тонких губ выражали удовлетворение тем, что он теперь не самый младший работник кладбища.

Прогулка – как раз то, чего Валь хотела. Она с удовольствием взяла его за локоть и положила голову ему на плечо, а он повёл её вглубь кладбища. Меж зелёных пригорков вилась подсохшая за тёплые дни дорожка. Вереск розовел, будто цветная дымка, отделяя своими зарослями разные части кладбища. В северо-восточной части, где он перемежался с рыжиной земляничного дерева, располагались самые знакомые Вальпурге места: последние пристанища родных и друзей. А сразу за ними земля шла выше и выше, вся охваченная сиреневой фатой вереска, и затем начинались скалы, за которыми следовал долгий обрыв вниз, к морю. Это кладбище и Девичья башня когда-то были северным рубежом брендамских предместий. Отсюда можно было видеть и городские стены, и засеянные поля к востоку от Летних врат. Башня перестала быть маяком, но на самом её верху до сих пор располагалась ниша для сигнального костра. А теперь разве что Глен пользовался ей, чтобы посмотреть на звёзды.

Жизнь схлынула с северной высоты над Брендамом лет тридцать назад, чтобы перебраться ближе к рыбацкому порту у посёлка Купальни и дальше, в городок Эдорта, где сейчас жила со своими родственниками леди Сепхинорис. Теперь во всей округе было по-кладбищенски тихо, зато расширяйся – не хочу, как говорится. Настоящий простор для могильного дела.