Знаем ли мы свои любимые сказки? Скрытый смысл, зашифрованный сказочниками. Читаем между строк

В этом и кроется феномен книг Роулинг - она дает людям надежду, что в каком-то закрытом от посторонних глаз Хогвартсе, учебном заведении магии, готовят волшебников, которые смогут помогать людям. Больше того, со страниц книг звучит простая мысль: любой магл (неволшебник) может обрести свои магические силы, если начнет искать их в самом себе. Поэтому книги и обращены ко всем: и взрослым, и детям. Словом, реабилитация магии идет полным ходом. А что делать, коли не на что больше надеяться?!

Вместо послесловия: поэтика чуда

ЧУДО - ЭТО НЕ ТО, ЧЕГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ВООБЩЕ.

ЭТО ТО, ЧЕГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ У ТЕБЯ.

НО ТОГДА ВОЛШЕБНИК - ТОТ, КТО ЭТО ДЛЯ ТЕБЯ СДЕЛАЕТ.

Сказка - это наша вера в чудо. И сколько бы веков технического прогресса ни обрушивались на людей, эта вера неистребима. И потому, не имея возможность творить чудеса самим, мы ищем в сказках фей, волшебниц, колдунов и волшебников - тех, кто сможет помочь получить то, что люди веками жаждут как чудо. Именно такой подход и универсален в создании чудес на все времена. Но времена меняются, а с ними меняется человеческое понятие о чуде и возможности его осуществления. Ведь в каждую эпоху чудо отражает то, что данной эпохе жизненно недостает.

Так, в «фольклорные» времена ковер-самолет и волшебное зеркальце, в котором отражался весь мир, - настоящие чудеса. Но уже в XX веке вряд ли кто счел бы самолет и телевизор волшебством. То есть чудеса - относительны.

Ну а что же волшебники? В «фольклорные» времена феи и эльфы могли общаться с людьми свободно, когда захотят. Это людям было трудно вызвать их на контакт, а сами волшебники приходили и уходили когда заблагорассудится. При этом существовала некая «клановость» -добрые волшебники помогали добрым и нравственным людям, злые - соответственно, злым. При этом единодушно признавалось, что даже самый захудалый волшебник могущественнее любого человека. То есть человек как бы считался неким младенцем земного уклада.

У первых литературных сказочников типа Шарля Перро бытует уже не младенческое, а детское понимание чуда - непосредственно-наивное, связанное с детской просьбой выполнения желания, с некоей простодушной игрой в совершающееся чудо и с получением ожидаемого. Вот только во времена Перро феи и волшебницы уже перестали брать всю «работу по чудесам» на себя. Они лишь осуществляли первый шаг в нужном направлении - завершить начатое чудо герои и героини должны были уже сами. Вспомним Золушку. Фея-крестная помогла ей попасть на бал, но познакомиться с принцем и добиться его любви Золушка должна была уже сама. То есть, с одной стороны, рассудочно-выверенному веку классицизма не хватало естественности чудес, вдохновенно, непринужденно и по-детски непосредственно творимых феями. Но с другой стороны, «классики» уже понимали, что надо и самим людям прилагать усилия.

Но пришли иные времена. Уже в сказках Просвещения феи не столько творили чудеса, сколько морализаторствовали. Толи волшебникам расхотелось создавать чудеса для неблагодарных людей, то ли люди, получая образование, отодвигали фей и волшебниц на задворки сознания, как ненужных существ. Собственно, уже в сказке «Красотка и Чудовище» мадам де Бомон героиня могла бы и сама справиться с постигшим ее несчастьем. Фея же просто констатировала факты и поучала девицу. Но в этом была своя временная надобность - именно во времена Просвещения миру понадобились учителя и педагоги.

Ну а перешагнув в XIX век, волшебники и феи вообще поняли, что в результате «плодов просвещения» лишились многих своих чудесных возможностей. Ведь раз люди не верят в чудеса -то их и нет, а не верят в волшебников - так и тех словно не существует. Впрочем, не все люди утеряли навыки «желания чуда». Вот к ним-то и обратились волшебники - через сказки они решили научить людей самим делать что-то чудесное. И вот уже почтенный советник Дроссельмейер, умелый мастер диковинных вещей, а по тайной сути - маг и волшебник, приходит в дом к надворному советнику, приносит его дочери и своей крестнице Мари странную фигурку деревянного Щелкунчика и исподволь учит девочку, как справится с ужасным Мышиным Королем («Щелкунчик и Мышиный Король» Э. Т. А. Гофмана). То есть здесь, как и в других сказках Гофмана, волшебники и феи выступают как своеобразные учителя-наставники. Эта связь волшебного и реального мира была установлена не только в произведениях Г офмана, ной в творчестве других писателей-романтиков. Людям уже не приходилось упрашивать чародеев и фей появиться. Волшебники приходили сами. Более того, они уже не прочь были впрямую породниться с людьми, как тот же самый Дроссельмейер, выдавший крестницу Мари за своего племянника-волшебника. Феи и маги чувствовали, что теряют контроль над чудесами перед наступающим техническим прогрессом, и потому хотели заручиться поддержкой людей.