Он так красочно рассказывал о службе в Африке, демонстрировал татуировки, показывал фотографии и даже привез с собой небольшой фильм, где легионеры под предводительством полковника маршировали строевым шагом, выпятив грудь вперед, и Сантиаго решил, что их гарнизон в Сарагосе находится слишком близко от Барселоны. Он прикинул, сколько километров разделяет Сахару и его квартал, и понял, что в мире нет двух мест более отдаленных. Тем самым вечером он решил позвонить Монтсе, чтобы сообщить ей, что отправляется на край света. Но ему ответили, что сеньориты Монтсе нет в городе. Он прекрасно понимал, что его обманывают. В бешенстве он швырнул трубку на аппарат, чуть не расколотив ее. Как он мечтал так же разбить образ Монтсе в своем сердце! Всю ночь он мучился бессонницей, ворочался на койке, мешая спать Гильермо, занимавшему соседнюю. И как только сыграли подъем, выкроил свободную минуту, явился на призывной пункт и объявил прапорщику: «Я хочу стать легионером!» Прапорщик не стал задавать лишних вопросов или просить повторить сказанное, а взял ручку, подышал на нее и внес имя Сантиаго Сан-Романа в список. И добавил: «Можешь расписаться, сынок?» — «Да, сеньор». Легионер повернул к нему бумажку и ткнул пальцем в строчку, где стояло: «Подпись и печать», хоть Сантиаго Сан-Роман не знал, что обозначает второе слово, он все же начеркал свое имя, потому что больше всего на свете хотел уехать далеко-далеко, сделать себе такую же татуировку «Материнская любовь», как у того капрала, забыть Монтсе и никогда не возвращаться.
Но сейчас, видя безжизненное и осунувшееся лицо Гильермо, он не был уверен, что поступил правильно, потащив за собой друга, единственного настоящего друга, который появился у него впервые за долгое время. Хотя Гильермо сам вызвался добровольцем на вступление в Легион, когда Сантиаго показал ему только что подписанную бумажку. Воспоминания об этом заставили сердце капрала сжаться. Никто никогда не делал ради него ничего подобного.
Музыка, звучавшая из динамиков на аэродроме, снова вернула его к действительности. Первые такты знакомого пасодобля будто хлестнули по оголенным нервам, заставили все в животе перевернуться.
Энергичный мотив слабо вязался с фигурами неподвижно вытянувшихся во фрунт солдат.
Прозвучала команда закидывать вещмешки в два грузовика, стоявших рядом с посадочной полосой.
Сантиаго Сан-Роман уже не мог контролировать свои мысли.
Ему казалось, что он видит лицо Монтсе в нескольких сантиметрах от своего.