«Знаю человека во Христе...»: жизнь и служение старца Софрония, исихаста и богослова

"Светоносное мгновение" явления божественного откровения "Я есмь Сущий" и вхождение огня веры в его сердце описаны и в другом месте. Старец описывает явление Того, Кто сказал: "Я есмь Истина"[126], — и то мгновение, когда ему открылась истина, он называет "светоносным", это мгновение вывело его из ада "смертоносного мрака". Он говорит об "огне веры" Христовой, которая вошла в его сердце "как острие ножа". Конечно, он знал, что он еще не достиг "живой Истины", но само это вдохновение преобразовалось в чувство "Ее присутствия" внутри него[127].

Это было не просто ощущение присутствия, но вселение и сообщение живоносной истины, хотя и в начальной стадии; откровение о личном начале как в Бытии Божественном, так и в нас: мы, люди, как творения Божии, несем в себе "личное начало потенциально, не актуально", так как личному началу в нас предстоит актуализация. Эти мысли суть богословие откровения, а не философское размышление[128].

В своем духовном опыте старец достиг созерцания Бога в свете. Он пишет: "Когда я поверил в Божество Христа до полной несомненности, тогда меня осиял свет не от мира сего. И до некоторой степени, подобно Павлу, во свете Его я познал Его. Сначала я поверил живою верою, затем явился мне свет"[129]. Старец утверждает, что это было явление Царствия Божия: "Господь знает мою благодарность к Нему за то, что Он не пощадил меня "и не отступил, все творя, доколе не возвел меня" до видения Царства, пусть еще "отчасти""[130].

Величайший дар богословия есть дар различения тварного и нетварного, что является признаком подлинности богословия. Великая заслуга старца в том, что он провел грань различия между светом тварным, демоническим и нетварным светом Царствия Божия. Он говорит о многих видах "света и светов", которые он испытал: "свет" артистического вдохновения, "свет" философского созерцания, "свет" научного знания. Он был подвержен искушениям световыми явлениями, приносимыми духами неприязни: "Но уже в зрелом возрасте, когда я возвратился ко Христу, как к Богу совершенному, осиял меня свет безначальный. Сей дивный свет пусть в той мере, в которой благоволением свыше мне было дано познать, затмил все прочие, подобно тому как восходящее солнце не дает видеть даже наиболее ярких звезд"[131]

.

Эти слова старца можно сопоставить с учением святого Симеона Нового Богослова. Через явления нетварного света он получил истинное ведение Бога и вместе с тем мог отличать человеческое познание от Божественного, из света исходящего. Преподобный Симеон пишет: "Ведение не есть свет, но свет есть ведение, ибо в этом Свете, и чрез Него и из Него все бысть"[132]. Он глубоко ощущал присутствие Бога внутри себя, как и присутствие Его на небе:

Как я внутри себя поклоняюсь Тебе и как вдали Тебя созерцаю?

Как в себе усматриваю и на небе вижу Тебя?

Ты один знаешь, делающий это и сияющий, как солнце,

невещественно в моем вещественном сердце[133].

Старец Софроний прошел через ад смертной памяти, предуготовивший к созерцанию нетварного света. Он сознает, что Сам Бог попустил сие ради великой цели Своей, когда Бог, "не внимая его протестам, взял его в Свои крепкие руки и точно с гневом бросил в беспредельность созданного Им мира"[134].

Когда старец жил ад, тогда Божественный свет, будучи незрим, давал ему прозрение, показуя мрак, в котором жил. То был ад покаяния, которое совершается благодатию Божией. Это путь для всякого падшего человека, ведущий к созерцанию Бога. Старец выразительно пишет: "Глубока моя скорбь за самого себя, но там, впереди, я вижу свет"[135]

.

Так старец от дара памяти смертной был возведен к богооткровенной "очевидности" силы имени Христова, когда горячее пламя проникло в его сердце и он был возведен к созерцанию нетварного света. И все это сопряжено с явлением истины о Боге-Личности и о человеке-личности.

Об этом первом великом явлении Божием, которое возродило его, вернуло к общению с Богом и сообщило уверение, что Он есть истинный Бог, старец неоднократно пишет в своих книгах.

Он свидетельствует, что явление Божественного света исцеляет нас от слепоты: "Вне сего света мы не познаем греха; без него не раскрывается пред нами падение человека в своих подлинных измерениях. Лишь Дух Святой Своим наитием делает нас способными сначала видеть трагизм нашего собственного положения и чрез нас — затем переживать великую драму всей мировой истории человечества. Последствия падения — недуг, неизлечимый от земных врачей"[136].

Созерцание Бога, которое есть по сути своей богообщение, сделало его причастником Христу, Его страданиям, воскресению, вознесению и Пятидесятнице. Он жил, пусть отчасти, то же, что жил Христос[137].