Знаю, ты хочешь

Я думала, что больше не увижу эту чудесную женщину, но на следующий день она поджидала меня у здания школы. Ее слова о том, что я должна выбираться из этой ямы, произвели на меня неизгладимое впечатление, ведь прежде я безропотно выполняла волю матери и отчима и даже не могла допустить и мысли, что для меня уготована какая-то другая судьба.

Еще год после этого разговора я тайно занималась на скрипке, чтобы окончить музыкальную школу и поступить в консерваторию. Те жалкие гроши, что я зарабатывала поломойкой, делила ровно пополам: одну часть моей семье, вторую откладывала на новый инструмент. А в тот день, когда купила себе скрипку, я, наконец, ушла из дома.

Мы познакомились с Майей в оркестре, вместе сначала жили в общаге, затем снимали на двоих квартиру. Именно от нее я впервые услышала, что гожусь на что-то. Подруга не жалела для меня слов поддержки, и они становились бальзамом для моих глубоких ран. Я потихоньку, помаленьку, но обретала веру в людей, очень медленно и осторожно приглядывалась к себе, чтобы в один прекрасный день, наконец, поверить – я не такая уж бестолочь и неумеха, которой считала меня мать. Я достойна чего-то большего и лучшего.

Мы работали очень много. Сутками могли репетировать, потом разъезжали по стране с гастролями. Еще мы выступали за скромные гонорары в ресторанах и выезжали на корпоративы. Брались за всё, что подворачивалось, чтобы заработать на жизнь, а также не бросали усилий, приложенных к тому, чтобы занять свое место в оркестре.

Да, я содержала всю свою семью. Помогала детям, покупала еду и одежду, необходимые для учебы принадлежности, оплачивала кружки. Конечно, я понимала, что часть денег уходит на выпивку матери и отчиму, поэтому старалась работать еще и еще – чтобы им хватило на всё.

Майка не поддерживала меня в этом вопросе. Она жалела, что я пашу круглые сутки на бутылку дяде Роберту, уговаривала заявить на мать в опеку. Но как я могла сдать своих брата и сестру в детский дом? Да и себе взять их тоже не могла – мне бы и не отдали детей. Получался замкнутый круг.

В те редкие минуты отдыха, которые случались между концертами на гастролях, мы с Майкой отрывались по полной. Только в эти моменты я чувствовала себя свободной. В те времена у меня не было постоянного мужчины – так, несколько несерьезных увлечений, и я по-настоящему не открывалась ни одному из них.

С Максом мы познакомились на благотворительном вечере. Толпа толстосумов собралась, чтобы послушать музыку, выпить шампанского, закусить икрой и нехотя раскошелиться на помощь больным детишкам, для которых строился хоспис. Я не планировала оставаться на фуршет, отыграла концерт, собрала инструмент и уже собиралась уйти, когда вдруг поняла, что уже сутки ничего не ела.

Дело было даже не в том, что я ужасно замоталась, а в моих переживаниях. За лето мне удалось неплохо скопить, чтобы собрать детей в школу: собранной суммы хватило бы и на форму, и на рюкзаки, и на верхнюю одежду с обувью, и на тетрадки. И даже на стол Тиночке – мне не нравилось, что ей приходилось делать уроки на подоконнике или старой гладильной доске.

В тот день я приехала за детьми, чтобы вместе пойти в магазин и всё выбрать, а вышла из квартиры с синяком под глазом, в слезах и без денег. Это чудовище, дядя Роберт, просто отнял у меня их, да еще и обозвал последними словами. Вышвыривая меня из дома, мужчина кричал, что я заработаю еще на своей панели, нужно просто пропустить через себя побольше мужиков. Это было ужасно обидно.

Поэтому, сколько бы подруга меня не поддерживала, я к моменту нашей встречи с Максом уже выплакала все слезы и двое суток не спала. Помню, мы вошли с ней в зал, остановились у одного из столов. Майя что-то говорила обо всех этих надменных людях, присутствующих в зале, а я без аппетита грызла тарталетку с икрой, отчаянно ища выход из положения, когда перед нами вдруг появился мой будущий муж.

Какие-то дежурные слова, пара шуток, слово за слово, и вот он уже вызвался проводить меня до дома. Что мне в нем понравилось больше всего? А то, что Макс смущался не меньше моего. Красивый, статный, состоятельный мужчина, менеджер высшего звена в огромной корпорации, а вел себя со мной так, будто бы это я была для него недосягаемой принцессой. Никакой дерзости, намеков, комплиментов – он просто был самим собой.

Это и создало для меня идеально уютную атмосферу. В тот момент мне было дико, что кто-то заботится обо мне. И мне это нравилось. И даже не раз меня позже посещали мысли о том, что до Макса я, в общем-то, и не жила.

Он ухаживал долго, неторопливо.

Я поверить не могла своему счастью. Однажды, не выдержав, рассказала ему про то, как отчим избил меня и отобрал деньги. Макс обещал, что поговорит с ним, и эти его слова стали для меня открытием – я в очередной раз была поражена тем, что кто-то что-то искренне и не ожидая ничего взамен делает для меня, решает мои проблемы.