Знак бабочки

Актрисе солнце било в глаза, она ничего не видела. Подбежала костюмерша, поправила шляпку на ее голове. Съемки возобновились, но теперь на лицо падала тень, и не видно было самого лица. Актеров поменяли местами, чтобы все равномерно освещалось, и никому ничего не мешало.

«Камера! Мотор!» – но на этот раз актрису не устроило, как шагает партнер, слишком широко, она за ним не успевает, ей приходится неловко семенить, и смотрится это глупо. А потом ее не устроило что-то еще, и еще, и опять…

Массовка заскучала, кто-то начал зевать, кто-то отошел покурить.

Марк покрутил головой в поисках тени, отошел под одинокое раскидистое дерево и уселся на землю.

– Боже, как жарко, – сказала Варвара. – Пойду в автобус, сниму сарафан из-под платья, а то сварюсь вкрутую.

– Давай, а я здесь постою. Если почувствую, что близок солнечный удар, найдешь меня под деревом рядом с Марком. Надеюсь, я буду в сознании.

Варя пошла к автобусу, а Лера осталась наблюдать за процессом, который все больше и больше хотелось назвать «гиблым».

Актриса словно задалась целью всех, абсолютно всех вывести из себя. На месте режиссера Лера давно бы ударила бы ее чем-нибудь, чтобы привести в чувства, хотя бы бутафорской саблей, но Петр демонстрировал железную выдержку и спокойствие, которому можно было только позавидовать. Зато в толпе пару раз мелькнуло перекошенное от злости лицо Станислава Семенецкого, а после очередного скандала актрисы он и вовсе ушел в свой микроавтобус и не показывался из него, пока проклятые сцены наконец-то не сняли каким-то чудом.

К этому счастливому моменту с людей из массовки, одетых в штаны и платья из плотной, жаркой ткани, уже лило в три ручья, отчего у всех без исключения потек грим, изображающий летний полевой загар.

Гримерша поправила «загар», и Лера пошла к дереву будить крепко спящего Марка.

– Что, все закончилось? – Он сел и потянулся, зевая.

– С первыми сценами вроде да, теперь нас будут снимать. Хочешь посмотреть?

– А эта визгливая тетка тоже будет?

– Нет, сейчас только мы пойдем по дороге, без главной героини.

– Тогда посмотрю.

Массовке раздали бутафорские косы, вилы, проверили, не выглядывает ли у кого из-под платьев современная обувь, и вывели на исходную позицию.

Проход крестьян сняли с двух дублей. В следующей сцене крестьяне должны были встретиться на дороге с главными героями, раскланяться и пойти дальше. И тут опять началось. Оставалось только поражаться неутомимости актрисы Томченко в капризах, придирках и непоколебимому спокойствию главного режиссера.

К двадцать пятому дублю дядя с мясистым носом, которому приходилось таскать на плече пускай и бутафорскую, но все-таки достаточно тяжелую косу, бросил свой инвентарь в дорожную пыль, сказал, что больше он так не может, кончилось у него здоровье, и пошел куда глаза глядят.

За дядей бросился ассистент режиссера, вернул на место, вручил косу, в очередной раз прозвучало: «Камера! Мотор», и сцену сняли.

Массовка освободилась, а главных героев отправили на возрастной грим – делать из них пожилых людей для сцены встречи на этом же берегу спустя годы.

К автобусу измученные «крестьяне» плелись с таким видом, словно и впрямь целый день на жаре отработали в поле.

– Не передумала еще становиться кинозвездой и крутить романы с кинопринцами? – спросила Лера подругу, устало стягивая с головы платок.

– Не передумала, – хмуро ответила Варвара. – Я привыкла добиваться своего.

Глава 25

Следующий съемочный день проходил в городе, на настоящей старинной вилле, должной изображать имение князя Михаила в довоенные времена.

Учтя опыт первого съемочного дня, массовка предусмотрительно запаслась водой, бутербродами, терпением и надеждой, что хотя бы частично свой ядовитый пар главная героиня выпустила в прошлый раз.

Теперь гражданам Дивноморска предстояло играть прислугу в доме и во дворе. Задействовали и Марка. Парня нарядили в мешковатый костюм мальчика-садовника, надвинули на лоб картуз, чтобы не было видно лица, вручили садовые ножницы и отправили на улицу.

Лера с Варей остались в доме изображать горничных, суетящихся по комнатам в ожидании прибытия молодого господина. Их нарядили соответствующим образом, напудрили лица, объяснили, что надо делать, и приступили к съемкам. А вместе со съемками начались и капризы Ангелины Томченко. Все ей было не так, все мешало и вредило ее гениальной игре.

Десять дублей подряд со стопкой полотенец и подушками Варя с Лерой пробежали мимо проема комнаты, в которой сидели главные герои. На одиннадцатый дубль Варя побежала, а Лера замешкалась.

Мало того что возникшая тревога окатила ее подобно ледяному душу, девушка увидела еще и странное явление: нечто похожее на большую стеклянную серебристо-серую бабочку пролетело по комнате и устремилось прямо к камерам.

Прижимая полотенца к груди, Валерия замерла в дверном проеме, глядя на это явление. А бабочка тем временем подлетела к Ангелине, зависла над ее головой и распалась клубком дрожащих черных ниток.

И тут терпеливого режиссера прорвало. Лицо Петра перекосилось, побагровело, и он заорал на всю старинную виллу: