Знак Единорога

И вдруг красноватый свет исчез вместе с каким бы то ни было ощущением среды, по которой я перемещался. Сопротивление исчезло. Скорость все нарастала. Казалось, все тянется и тянется то мгновение, которое уже прошло. Во всем происходящем было удивительное чувство полного безвременья. Скорость, с которой я передвигался, казалась мне поистине чудовищной, если учитывать расстояние до цели. А крошечный, искаженный, туманный рисунок разрастался на глазах и постепенно превратился в трехмерную уменьшенную модель Пути. Окутанный вспышками разноцветных огней, он вырастал передо мной – галактическая туманность, заблудившаяся во мраке вечной ночи и осиянная ореолом тускло светящейся звездной пыли. Спирали ее были составлены мириадами мерцающих точек. Она расширялась – или я сжимался… Она приближалась ко мне – или я к ней, и мы были совсем близко друг от друга.

Вот она заполнила все пространство сверху донизу по вертикали и горизонтали, а меня все несло и несло вперед – моя скорость, если она у меня была, все нарастала. Сияние охватило меня, овладело мной, и я увидел узкую прямую ленту – начало галактической спирали… Я был слишком близко, я перестал уже видеть всю галактику целиком. Все плыло, мерцало, качалось, а я, совершенно растерявшийся, гадал, достаточно ли трех измерений, для того чтобы описать испытываемые мной головокружительные ощущения. Теперь мне хотелось сравнить среду, внутри которой я находился, не с галактикой. Скорее теперь это была ее прямая противоположность – субатомное пространство Гильберта. Но ведь это не что иное, как метафора откровенного отчаяния!

Нет, если честно, я просто ничего не понимал. У меня только зрело чувство – откуда оно исходило, я не знал: то ли мной управлял Путь, то ли все-таки работала интуиция – я обязан пролететь и через этот сверкающий туман, чтобы обрести тот новый уровень могущества, которого я жаждал.

Я не ошибся. Меня затянуло в круговорот огней, и при этом скорость моего полета нисколько не снижалась. Я мчался, вращаясь и кувыркаясь, по световым лентам, сквозь неосязаемые бесплотные облака сияния и огня. Головокружительное турне по Млечному Пути? Чувства, подобные тем, что испытывает человек, которого утаскивает на дно водоворот в поросшем кораллами каньоне? Или так себя чувствует воробей-лунатик, которого занесло в парк с аттракционами ночью Четвертого июля? Вот какие мысли мелькали у меня в голове, когда я подлетал к концу световой дороги, будучи непонятно и неизвестно кем.

…Назад… сквозь… через… И все. Вспышка красноватого света озарила меня, стоящего около Пути, глядящего внутрь Судного Камня. Контур светился внутри его и внутри меня, и все было внутри меня, и я был внутри всего, а красный свет угасал, угасал – и угас.

Остались только я, Путь и Судный Камень у меня в руке – все по отдельности. Восстановилась привычная схема взаимоотношений «субъект – объект», но как бы на октаву выше – вот, пожалуй, наилучший образ для моих ощущений в то мгновение. Что-то такое возникло между нами – какое-то родство, сопереживание. Казалось, я обрел новое чувство, новые выразительные средства. Я был доволен и счастлив – искренне, глубоко.

Всей душой желая испытать новые возможности, я опять сосредоточил волю и отдал Камню приказ перенести меня в другое место.

И оказался в круглой комнате на верху самой высокой башни в Амбере. Пересек комнату и вышел на крошечный балкончик. Контраст оказался потрясающим и был сравним лишь с ощущениями, только что испытанными мной во время сверхчувственного полета. Несколько мгновений я просто стоял и смотрел.

Море играло цветами. Небо потемнело, горизонт затянули облака – день клонился к вечеру. Ветер дул с моря, донося его запах. Высоко в небе парили птицы, камнем падали к волнам и стрелой взмывали ввысь. Прямо внизу раскинулись дворцовые площади. За ними плавными уступами спускался к подножию Колвира город. По его улицам оживленно сновали людские фигурки. Мне было страшно одиноко.

И тогда я прикоснулся к Судному Камню и вызвал грозу.

Глава 4

Рэндом и Флора ждали в моей комнате. Рэндом первым делом уставился на Судный Камень – он теперь висел у меня на груди, как кулон. Я кивнул брату, повернулся к Флоре и слегка поклонился.

– Сестрица, – сказал я, – сколько лет, сколько зим… – Вид у Флоры был немного испуганный – и прекрасно. Она натянуто улыбнулась и пожала мою протянутую руку.

– Брат, – промолвила она, – я вижу, ты сдержал слово.

Она, оказывается, подстригла свои чудные бледно-золотистые волосы, но они по-прежнему лежали мягкими волнами. Пока я не мог решить, нравится мне новая прическа Флоры или нет. Да, волосы у нее были просто роскошные. А еще у нее были синие-пресиние глаза и красивый голос, в котором почти все время звучали нотки тщеславия, – Флора любила добиваться своего. Временами казалось, что она дура набитая, хотя порой она меня потрясала тем, что это оказывалось не так.

– Ты уж извини, что я тебя разглядываю, – сказал я, – но в прошлый раз я тебя толком разглядеть не сумел.