Знак F: Фантомас в книгах и на экране

В своих выдуманных романах Сувестр и Аллен держались действительности как только могли. Моделью для журналиста Жерома Фандора им кое в чем послужил Марсель Аллен, внешне походивший на своего героя: романный репортер вечерней парижской газеты La Capitate был, как и его литературный отец, стройным невысоким молодым человеком с сентиментальным, но вспыльчивым нравом. Как и журналисту Аллену, журналисту Фандору нравилась элегантность: «Он был модно одет, волосы у него были светлые, впрочем, как и тонкие изящные усики». Себя Сувестр сделал отчасти Жювом, даже поселив полицейского инспектора по своему адресу в квартире на пятом этаже скромного дома на улице Бонапарт на левом берегу Сены.

От романа к роману между Жювом и Фандором крепнут трогательные отношения: инспектор окружает молодого товарища опекой старшего брата. Иногда Жюв позволяет себе ласково называть Фандора «малышом», в чем сегодняшнему искушенному читателю не следует искать рискованного контекста: так далеко смелость авторов популярной беллетристики столетие назад не распространялась. Когда в финале второго романа Жюв якобы гибнет от взрыва, устроенного Фантомасом в доме леди Бэлтхем, Фандор убивается по инспектору, как по родному. Когда в двадцать втором романе Фандор надолго пропадает неизвестно куда, Жюв вспоминает о нем чуть ли не на каждой странице. «Многие годы два друга вместе вели войну против самого чудовищного преступника, не раз смотрели смерти в глаза, — пишут Сувестр и Аллен. — Они испытывали друг к другу глубокое и теплое чувство дружбы, согревающей ровным пламенем их души».

Интересно, что больший жизненный опыт не обеспечивает полицейскому Жюву интеллектуального превосходства над журналистом Фандором. Молодой человек обладает бульдожьей репортерской хваткой, завидной наблюдательностью и склонностью к логическому мышлению, а в некоторых романах самостоятельно проводит важные расследования. Среди первых профессиональных удач Фандора упоминается интервью, которое молодому репортеру удалось взять у прелестной преступницы по прозвищу Золотой Шлем; тем самым герою добавляют еще один штрих биографического сходства с Марселем Алленом.

Уже в третьем романе Сувестр и Аллен делают Фандора ведущим журналистом газеты La Capitale

: «Профессиональное чутье, необыкновенная активность, поразительная цепкость позволяли ему добиваться успеха там, где других ждала неудача». Любопытно, что в первых эпизодах книжного цикла молодой Шарль Ромбер, которому инспектор Жюв, чтобы спрятать юношу от страшного Фантомаса, придумал новое имя, новую биографию, новую профессию, предстает вечно сомневающимся и непригодным к решительным действиям изнеженным хлюпиком. В имени Фандора — еще одна аллюзия на многоликость Фантомаса. Изобретая для Ромбера новый внешний и внутренний облик, Жюв использовал первый слог имени преступника — Fan… d’Or. И в этом имени, «Золотой Фантомас», скрыта перспектива возмужания юного питомца полицейского инспектора. Совсем скоро Фандор отказывается принимать ту роль квалифицированного простака, которую Артур Конан Дойль отрядил доктору Ватсону при Шерлоке Холмсе. Порой Жером даже превосходит своего умудренного друга Жюва в способности связывать воедино разрозненные факты. Однако в некоторых романах авторская воля выключает Фандора из сюжета; журналист может либо просто немотивированно и бесследно исчезнуть, либо отправиться куда-нибудь в Южную Африку на встречу с любимой, чтобы вновь появиться на последних страницах книги и поддержать Жюва в трудную минуту. Иногда авторы командируют репортера на полкниги на ответственное задание редакции, не связанное с поисками Фантомаса. Забавно, кстати, наблюдать, какой в романах Сувестра и Аллена и фильмах Фейяда предстает пресса начала хх века. Лучшему журналисту La Capitale

ничего не стоит написать лживую от первой до последней строки газетную статью — чтобы только проверить какую-нибудь маловероятную побочную версию очередного преступления. Ни Фандора, ни Жюва намеренное использование газетного слова для дезинформации ничуть не смущает.

^{© Sunset Boulevard/Corbis/РФГ}

^{Актриса Симона Синьоре в образе парижской кокотки Амели Эли по прозвищу Золотой Шлем. Кадр из фильма Жака Бекера, 1952 г.}