В своем провале Медников винил одного Дэвиса, притащившего за собой сотрудников госбезопасности. Но мало-помалу злость на тупость и непрофессионализм англичанина отступила, Медников трезво взвесил свои шансы и решил, что все не так уж плохо, как могло показаться ещё вчера, когда его доставили в Лефортовский СИЗО, подвергли унизительной процедуре личного обыска, растянувшуюся до вечера, когда проверяли не только содержание заднего прохода, но и каждую пломбу на зубе. Наконец от Медникова отмотались и, переодев его в казенное барахло, пропахшее хлоркой, засунули сюда в этот клоповник.
Контрразведчики были разочарованы результатами обыска и даже не могли скрыть своего разочарования. Куртка на синтепоне, немного денег, очки и буклеты из Третьяковской галереи, – вот, собственно, и вся их скудная добыча, которую при всем желании к делу не подошьешь. По их прикидкам у Медникова должен быть с собой мешок с секретными документами, микрофильмами, на худой конец одноразовые шифровальные блокноты, фотокамеры, вмонтированные пуговицы штанов и вшитые в ширинку, прочая шпионская дребедень. А тут такая лажа: куртка на синтепоне и буклеты с картинками.
С Дэвиса, надо полагать, сняли показания в местном отделении милиции, куда, разумеется, пригласили представителей английского посольства и переводчика. Ну, а чем порадовал Дэвис контрразведку? Сказал, что подвез на своей машине приличного человека, по виду приезжего, только что посетившего Третьяковку. Что, у вас в России за это судят? Ясное дело, перед Дэвисом извинились и, составив протокол, отпустили его через час-полтора. Ричард вернулся к себе на съемную квартиру, сменил подштанники, которые обмочил со страху ещё в машине, и по телефону заказал на завтра авиабилет до Лондона. Затем открыл бар, полный бутылок, и надрался, как свинья, чтобы забыть все свои страхи и унижения, унять внутреннюю дрожь.
А Медников провел бессонную ночь, забывшись дремотой только под утро, он проигрывал различные варианты допроса, который наверняка состоится уже сегодня или завтра. Сейчас он придумывал новые вопросы, которые может задать следователь, и готовил свои ответы.
От услуг защитника назначенного следствием, он, разумеется, откажется. Во-первых, сам знает законы не хуже любого адвоката. Во-вторых, позже, на суде, если обстоятельства сложатся не в его пользу, можно будет заявить, что показания, полученные следственными органами без присутствия на допросах адвоката, весьма сомнительны и должны быть исключены из материалов дела. Подследственного, побоями и угрозами, заставили оговорить себя, выбили показания, нужные контрразведке. Этот козырь Медников будет держать в рукаве до суда. Впрочем, как бы не повернулось дело, оно может быть построено главным образом на признательных показаниях самого обвиняемого. Серьезных свидетелей обвинения нет. И несерьезных тоже нет.
Жена Люба, расскажет, что видела у Медникова английский паспорт на чужое имя с его фотографией и крупную сумму в валюте. Но где тот паспорт? Медников уничтожил его ещё два дня назад, сжег, решив, что документ ему не понадобится. И где та сумма в валюте? И какая вера алкоголичке, тупой бабе, которая временами забывает собственное имя? Судебные слушания, разумеется, закроют, засекретят. Но выводить даже на закрытые судебные заседания свидетеля, которому место в дурке, в желтом доме, значит, становиться общим посмешищем. Контрразведчики на это не пойдут. Есть ещё брокер Евгений Чернов, который ни при каких обстоятельствах не подтвердит, что получал от Медникова грязный нал и скупал ценные бумаги. Раскрыть истину все равно что обворовать самого себя. Акции, которым владеет Медников и распоряжается Чернов, записаны на других лиц. И концов там не найти. Что в этой ситуации остается делать контрразведке? Только утереться и отойти в сторону.
А Медников не тот человек, который, сломавшись морально, умоется слезами и, просветлев душой, накатает чистосердечное признание. Джейн Уильямс, дипломата Максима Никольского, доктора наук Ермоленко можно вычеркнуть из списка свидетелей. Во-первых, никакой связи между этими людьми и Медниковым не может быть установлено. Во-вторых, мертвые молчат.
Что же остается у следствия? Домыслы, догадки, записи каких-нибудь телефонных разговоров, словом, оперативные данные, которые не могут быть использованы в суде, как доказательства вины Медникова. И ещё есть Дьяков. Главная, центровая фигура. Но где, в какой точке земного шара, в какой стране его искать? И сколько времени займут эти поиски? А ведь официальное обвинение по закону Медникову должны предъявить в течение десяти дней после его задержания.