Знак Сокола

С них-то Белов и начал, собрав в Аренсбурге три с небольшим десятка эстов-сирот, включая шведского подростка с Даго. Он поселил их внутри внешних укреплений замка, в одном из ныне пустующих административных зданий. Там, под чутким руководством Микулича и Кузьмина, они начали изучать русский язык, чтение и письмо, а также тренироваться вместе с дружинниками. На Даго Белов оставил Йорга Виллемса. Этот курляндец, как оказалось голландских кровей, был ему глубоко симпатичен. Крепко сбитый, высокий — конрадовский типаж, но в то же время человек весьма сообразительный, живого ума, интуитивно понимающий поставленные перед ним задачи и, что важно для управленца, прекрасно знавший реалии края и его народов. Кроме того, жёсткий и требовательный к подчинённым, он идеально подходил на должность военного губернатора островного воеводства. Ангарский наместник ещё до начала операции по захвату Моонзунда предложил Йоргу занять этот пост, суля очень щедрое жалованье. Виллемс согласился не сразу — он взял время на обдумывание и лишь вечером пришёл в кабинет Белова и сообщил о своём согласии, но для начала ему нужно будет перевезти из Митавы на остров свою семью.

— Я очень рад, Йорг, что ты останешься с нами! — Искренне улыбаясь, Брайан по-дружески похлопал курляндца по плечу. — Ты мне очень нужен здесь.

— Спасибо за доверие, герр Брайан, — сдержанно проговорил Йорг.

— Просто Брайан. Мы же друзья.

Теперь Виллемс оставался на Даго и время от времени инспектировал остальные земли, переплывая на «Адлере» с острова на остров. В Курляндию он собирался в конце осени, когда ситуация в новообразованном воеводстве станет стабильной. А тем временем Брайан, действуя через Конрада Дильса, предлагал наёмникам оставаться на островах, поступив на постоянную службу. Обещание стабильного заработка сподвигло согласиться на это предложение часть поляков и курляндцев да несколько десятков немцев. В итоге предварительное согласие дали чуть более трёх сотен солдат.

С русскими и корелой, отдыхавшими в Зонебурге, Белов, Кузьмин и Микулич поговорили отдельно. Тут был уже полный успех — едва православные услыхали о предложении бесплатного земельного надела, кое-какой скотинки да зерна, как они, жестоко побитые судьбою, наперебой принялись благодарить ангарцев. Белов тут же, не теряя времени, предложил вожакам этой своеобразной общины осмотреть местность под село да разметить земельку под дворы, амбары, пашни и церковь. Люди были тронуты уважительным к ним отношением после их освобождения из галерного рабства, потому они поклялись верно служить воеводе Белову. До зимних холодов полонённые шведы и освобождённые русские могут успеть немало, воздвигая на берегах небольшой речушки первое русское село на Эзеле — Соколовку.

«Ну а теперь дождаться бы спокойно прибытия моих товарищей». Белов едва ли не каждый день повторял в уме эту фразу, когда долгими осенними вечерами разбирал в кабинете бумаги на своё имя, ломая голову над проблемой экономии средств. Казна была основательно подчищена покупкой оружия и двух кораблей, оплатой услуг наёмников и рабочих, активным строительством и прочим. На следующий год, если ситуация не изменится, от наёмников нужно будет избавляться да затягивать пояса на остальных направлениях.

«…До прибытия товарищей», — повторил Белов.

Товарищей. Странное дело — тысячу раз был прав Соколов, когда предлагал Брайану, тогда ещё янки-морпеху, определиться с самоидентификацией своей личности. Определить для себя, кем он является на самом деле, и тем самым облегчить жизнь себе и дать понять это окружающим. Теперь, вспоминая свою жизнь в США, Белов думал о ней как о недоразумении, странном сне, который, словно наваждение, ещё, бывало, приходил по ночам. Но чем дольше времени отделяло его от того момента, когда в дикой тайге Ринат Саляев на виду у смеющихся бородатых казаков спросил у него, не русский ли он, тем реже приходили воспоминания о прежней жизни. Казалось, та жизнь, оставшись за переходом, тонула в море времени, растворяясь в нём на мелкие эпизоды. Пропадала за пеленой и семья: смеющиеся глаза, каштановые кудри и добрый голос — это мама, мисс Эмили, как её зовут детишки в детском саду. Запах крепкого табака, надсадный кашель по утрам, вечерние поучения за баночкой пива «Роуг» с копчёным перчиком халапеньо — это отец, Майкл Белофф, отставной лейтенант береговой охраны, ныне капитан устричной шхуны. На той же шхуне работали и оба старших брата.