Беневский тут же, в канцелярии, провозгласил себя управителем Камчатки и принялся вершить «государственные» дела. Еще по-настоящему не рассвело, а посланная им группа бунтовщиков обошла все дома Большерецка и собрала все, какое было в поселке, оружие. Изъятие оружия прошло спокойно, без эксцессов, если не считать пальбы из ружья, которую открыл спросонок по непрошенным гостям казачий сотник Иван Черных. Но и здесь все обошлось. Казака даже не стали наказывать.
После этого в канцелярии началась раздача жителям Большерецка казенных припасов: муки, крупы, соли, сахара. Самые бедные, кроме того, получали деньги. И немалые. Например, крестьянину Григорию Кузнецову досталось аж 3000 рублей. По поручению Беневского раздачей занимались канцеляристы Иван Рюмин, Спиридон Судейкин и трое штурманских учеников — люди, сведущие в грамоте.
На следующий день хоронили капитана Нилова, единственную жертву бунта. Хоронили торжественно, со всеми почестями. Беневский был расстроен и опечален. Он искренне жалел этого нелепо погибшего «безобидного старика».
Сразу после похорон все, кто был причастен к бунту, присягали в Успенской церкви Большерецка царевичу Павлу. Этой присягой Беневский стремился, как теперь сказали бы, «повязать» бунтарей, отрезать им путь к отступлению.
28 апреля началась подготовка к отплытию с Камчатки. На берегу реки Быстрой закипела работа: мятежники строили плоты, ремонтировали лодки, подносили припасы, которые надлежало взять в дорогу. Работа спорилась, слышались шутки и песни. Все были опьянены легкой победой и вином, также розданным накануне.
29 апреля лодки и плоты были готовы. Началась погрузка. Грузили пушки, ружья, порох, свинец, топоры, различные инструменты, материю, пушнину, провиант, деньги из Большерецкой казны — все, что могло понадобиться в продолжительном плавании. Запасались основательно, в расчете на годичное пребывание в море.
Во второй половине дня плоты и лодки отошли от берега, а на следующий день эта пестрая флотилия входила в Чекавинскую гавань. Там стояли вмерзшие в лед галиоты «Св. Петр» и «Св. Екатерина». Плыть решили на «Св. Петре».
Галиот «Св. Петр» был трехмачтовым военным парусником водоизмещением 300 тонн, длиной 17 метров, шириной 6 метров. Судно числилось за Сибирской военной флотилией, хотя использовалось как грузовое.
Бунтовщики разбили на берегу лагерь и принялись за подготовку галиота к плаванию: скалывали лед, приводили в порядок такелаж, перегружали привезенные припасы.
Одновременно с этим в одной из палаток Ипполит Степанов при участии Беневского составлял «Объявление в Российский сенат» — своего рода политический манифест болыперецких мятежников. В этом довольно пространном документе на 10 больших страницах, пожалуй, впервые в России открыто говорилось о произволе царского правительства, продажности чиновников, бедственном и бесправном положении простого народа. Екатерина II обвинялась в убийстве мужа и незаконном захвате трона, в том зле, какое принесло в Россию ее правление. Страной руководят не «порядочные законы, а самовластие», — говорилось в «Объявлении». Не была забыта и польская проблема. «У польского народа отнимается вольность, которая России не только вредна, а полезна», — было сказано по этому поводу. Сказано, надо думать, по настоянию Беневского.
Хотя ни Беневский, ни Степанов не были ни политиками, ни революционерами, надо признать, что их «Объявление» намного острее, можно сказать революционнее, чем подобные документы, составленные спустя 50 лет декабристами.
11 мая «Объявление» подписали все участники бунта. За неграмотных подписывались грамотные. В тот же день документ был послан с боцманом Серогородовым в Большерецк для отправки его оттуда в Петербург.
Забегая вперед, следует отметить, что правительственная верхушка России была не на шутку напугана бунтом. Было сделано все, чтобы «Объявление» не получило огласки. После того как с ним ознакомилась Екатерина II, генерал-прокурор Александр Вяземский собственноручно написал на папке с посланием большерецких бунтовщиков: «Сей пакет хранить в Тайной экспедиции и без доклада Ее Величеству не распечатывать». Кроме того, полковник Зубрицкий, который был послан на Камчатку для разбирательства, получил предписание: у всех жителей полуострова, «коим известно о бунте, взять подписку о том, что они обязуются дело это держать в величайшем секрете». За поимку же любого бунтовщика были обещаны большие деньги. Было у бунта и позитивное последствие: посылать на Камчатку ссыльных впредь запрещалось.