На время праздника миру разрешено выйти из его обычной колеи. В самой пьесе конец праздничной вольницы показан очень четко утренним колокольным звоном (в самой пьесе, как только монах удалился, начинают звучать карнавальные бубенчики проходящих мимо сцены арлекинов). В самой тематике праздника существенное место занимает пир — ужин фей в беседке и пирушка участников в кабачке. Подчеркнем тему игры в кости, которая является не только бытовым моментом праздничного времяпрепровождения: игра внутренне сродни празднику, она неофициальна, в ней властвуют законы, противопоставляемые обычному ходу жизни. Далее, временная отмена исключительной власти официального церковного мира приводит к временному возвращению развенчанных языческих богов: становится возможным прохождение арлекинов, появление фей, появление посланца короля арлекинов, становится возможным праздник проституток на площади под руководством фей.
Может быть, Бахтин не прав: все это не что иное, как глумление над красотой, над ее строгими формами? Но здесь вовсе нет эстетики безобразного. Здесь красота сходит с Олимпа, с ее недосягаемых высот и доказывает свое главное достоинство — правом быть красотой самой жизни в ее самых разнообразных проявлениях.
Какой разносторонний мир красоты раскрывает нам эпоха Возрождения! Однако Н. А. Бердяев считает, что тайна Возрождения в том, что оно не удалось. Никогда еще не было послано в мир, по его словам, таких творческих сил и никогда еще не была так обнаружена трагедия творчества, несоответствие между заданием и достижением. В этой неудаче Возрождения было настоящее откровение судеб человеческого творчества, в нем единственная красота. Возрождение не произошло, хотя было в нем великое напряжение творческой энергии (Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. — М., 1989, с. 445).
БЫЛ ЛИ ГАЛАНТНЫЙ ВЕК ГАЛАНТНЫМ?
XVII в. в Европе — время расцвета абсолютизма, то есть времени королей и их приближенных. Немецкий историк Э. Фукс называет это время «галантным веком» (Фукс Эдуард. Иллюстрированная история нравов: Галантный век. — М., 1994). Он, естественно, рождает новый образ красоты. Если в конце Возрождения художники пытались создать новый стиль маньеризм, который принципиально, по замыслу сторонников этого стиля, пытались противопоставить красоте те стороны жизни, которые были связаны с безобразным, то барокко — это попытка окончательно рассчитаться с предыдущим стилем. Маньеризм (от итал. слова maneria — манера, стиль) — художественное течение, проявившееся в различных видах искусства Западной Европы XVI в. на переходном этапе от Возрождения к XVII в. Маньеризм отразил нарастание кризисных явлений в позднем Возрождении, когда главной целью творчества было провозглашено следование «красивой и ученой манере», «идеальным образцам» искусства эпохи Возрождения, маньеристы утверждали неустойчивость, трагические диссонансы (противоречия, разлады) бытия, власть иррациональных сил, субъективность искусства. Произведения маньеристов отличаются усложненностью, напряженностью образов, манерой изощренной формы, а нередко и остротой художественных решений (в портретах, рисунках и др.).
Маньеризм — антиклассический стиль середины второй половины XVI в. Осмыслить маньеризм и отделить его от параллельно существовавшего позднего Возрождения всего легче, если исходить из маньеристского мирочувствования. В его основе лежали сомнение и отчаяние, внутренний раскол и страх, завороженность смертью. Классическая форма здесь уже окаменевала, застывала, мертвела. Верх брала вычурная надуманность. Маньеризм тянулся к холодным и неприступным материалам вроде хрусталя, предпочитал панцирь человеческому телу, маску — лицу. Он был возвышенным, загадочным, чересчур духовным и предельно серьезным.
Одно из явлений, свойственных маньеризму, — опрощение человеческого образа. Так, нидерландский живописец и рисовальщик XVI в. Питер Брейгель Старший творчески переработал уроки итальянской живописи своего времени и создал глубоко национальное искусство, опирающееся на нидерландскую традицию и фольклор. В творчестве П. Брейгеля словно переплелись сатира, юмор и фантастический гротеск, лиричность и эпичность картины мироздания («Битва Масленицы и Поста»), «Безумная Грета», «Крестьянский танец», серия «Времена года», «Слепые».
П. Брейгель смотрел на человека со стороны как на причудливую странность залетного инопланетянина. Человек предстает в его произведениях в беспощадном свете — мелким, испорченным, зловредным, придурковатым, неуклюжим. Человеческий мир опять хаотичен и бессмыслен, обуян бесовщиной, одержим смертью. Замечательно внимание П. Брейгеля к детям, безумцам, уродам, эпилептикам, слепым, к состоянию опьянения, к поведению массы, к обезьянам, которые особенно интересуют современную психологию. Зато природа на картинах Брейгеля рядом со скверной человеческой величественна и чиста.