Мягкость… Нежность… Неторопливо его язык скользнул ей в рот, встречаясь с её собственным. Всё было так же как три года назад. Она почти забыла, как это – целовать Роберта, хотя ей казалось, что она помнила всё до мельчайших деталей. Одно дыхание на двоих. Движения губ почти идеально дополнили друг друга. Это был медлительный, неспешный поцелуй. Они словно бы заново изучали друг друга, узнавая, как каждый из них изменился за прошедшие годы.
Роберт закрыл глаза, отдаваясь ощущениям, её губам, её запаху и вкусу, чувствуя, как всё переворачивается в нём, как чернота, мрак и злость уходят из души, уступая место чему-то иному. Любви к Алекс, совершенно новой, не похожей на прежнее чувство. Он прошёл через свои ошибки. Это был долгий путь человека самовольно и эгоистично разрушившего собственное счастье. Сейчас, сжимая свою жену в объятьях, он уже не чувствовал себя так паршиво, как несколько минут назад. Он становился чище благодаря ей, она дарила ему эти ощущения. Его твёрдость и сила, и её податливость и уступчивость. Всё смешалось. В одно целое. В один живой организм. Она была его женщиной. Только она. Никто другой не мог заменить её. Он не желал других в своей жизни. Алекс… Она была нужна ему… необходима… жизненно важна… Всегда было так, и ничего не изменилось.
Он злился в своём номере, исходил яростью и ненавистью, и скорее интуитивно, чем обдуманно, оказался возле её комнаты. И прежде чем Роберт успел подумать, он уже стучал в её дверь, совершенно не осознавая, что будет делать, если Алекс откроет ему.
Сжав Алекс сильнее в своих объятьях, он расслышал её тихий стон. Её рука каким-то образом пробралась ему под рубашку, кожа на спине и груди пылала от прикосновений.
Не способный удержаться, он сжал её бёдра, притягивая ближе, и заслужил ещё один стон, вздох и тихое:
– Нет…
– Алекс… – почти прорычал он.
– Прости, я… не могу…
– Алекс, – тихое, шёпотом.
– Нет, прости, я… Роберт…
Всё внутри восстало против кощунственной мысли – выпустить её из своих рук, но он должен, он не мог иначе.
– Хорошо, – его губы последний раз прижались к её, нехотя прервали поцелуй. – Хорошо…
Ему хотелось проникнуть в неё, любить её, доказать ей свои чувства тем способом, где слова совершенно излишни. Но вместо этого он с трудом оторвался от её губ и, пока сила воли окончательно не покинула его, развернулся, оставляя Алекс, почти выбегая прочь из этой комнаты, к своему номеру, где до самого утра ему предстояло находиться в неопределённости. Сокрушаясь о том, что не остался и не довёл всё до конца.
Саша перевернулась на спину, прикрывая ладонью глаза от яркого света, заливающего всё пространство номера. Кто разнёс эту глупость о том, что Лондон – город туманов и дождей? Девушка мысленно фыркнула. Сколько бы она не приезжала сюда, ещё ни разу не было плохой погоды. Может быть, ей попросту везло?
На самом деле, она, конечно, знала, откуда пошла присказка про туманы, которые на самом деле не что иное, как смог – в прошлые века плотно висящий над городом от того, что его жители активно отапливались углём. Углём давно не топили, но проблема со смогом сохранялась ещё долго.
Сделав над собой усилие, Саша распахнула веки и уставилась на идеально белый потолок, украшенный лепниной. Алекс прищурилась от болезненных ощущений: болело не тело, а душа. Девушка сдержала желание огородиться от окружающего мира, зарыться лицом в подушку и провалиться ещё на какое-то время в забвение.
Затем часто поморгала; глаза резало и жгло, словно вчера в них песка насыпали. Наверняка, после того, как она проплакала оставшуюся часть ночи. Она сама не понимала, жалеет ли, что не окликнула Роберта. Не предложила остаться и заполнить собой образовавшуюся пустоту в её душе и теле. То ли, наоборот, лишь укрепилась в том, что приняла единственно верное решение. Каково бы ей было проснуться в одной постели с мужчиной, которого она больше не знала, чьих действий не понимала?
Она видела его боль, разделила её с ним, избавила его от неё своим признанием. Никакой лжи. Ложь губительна и ведёт к катастрофическим последствиям. Ложь накладывается на ложь, а дальше этот снежный ком летит с горы, сметая всё на своём пути, коверкая жизни, разрушая души.
Слишком много вопросов роилось в Сашиной голове, но одно она поняла точно – они не чужие друг другу. Пусть между ними пролегло три года молчания и непонимания, пусть слишком много было сделано, а сказано – так мало. Только за показным обоюдным равнодушием скрывались совершенно иные чувства.
Впрочем, ещё оставалась вероятность, что её поступок попросту задел Акимова, как мужчину, как собственника, коим он, несомненно, являлся. Он был гордым, самоуверенным и очень не любил, когда кто-то вмешивался в его дела или посягал на его собственность.
Но она не его собственность. Скорее всего, была задета только гордость.