Знаки ночи

– Конечно, – милостиво разрешила ему Ольга Михайловна, занимая свое место в кресле и изящно закинув одну ногу на другую.

– А вам это зачем нужно? Нет, я тоже любил своих родителей, но не настолько, чтобы тревожить их тени в загробном мире.

Ситуация мне начинала помаленьку нравиться. По крайней мере, я уже был в плюсе – как-никак, а растерянным до того я нашего предправа ни разу не видел. Есть чем гордиться до пенсии.

Да и абсурдность происходящего зашкаливала до предела, в этом тоже было свое очарование.

– Надо, – с достоинством ответила Ряжская. – И ваш сотрудник может мне в этом помочь. Поверьте, я это знаю наверняка.

– Значит – поможет, – уверенно заявил предправ, обменявшись коротким взглядом с Волконским. – Не сомневайтесь. Выбор-то у него невелик. Смолин, ты понимаешь, о чем я говорю?

– Более-менее, – махнув рукой на все, ответил ему я. – Но рискну предположить, что вы имеете в виду простую дилемму. Либо будет так, как хочет госпожа Ряжская, либо я могу писать заявление по «собственному».

– Борзо, но верно, – одобрительно улыбнулся предправ. – Твой выбор?

– Две недели отрабатывать? – уточнил я немедленно, с удивлением ощущая, как на душе стало легко-легко. – Лучше бы, если нет.

Да и хрен с ними, со всеми. Осень еще не наступила, опять же «бабье лето» впереди. Махну в Лозовку аж до первого снега, грибы там пособираю, травы. Антипку-паразита погоняю. Да и «останний летошний денек» недалек. Меня же красавица-русалка пригласила на их прощальную сезонную вечеринку, вот, схожу, посмотрю. А как захолодает совсем, начну работу искать. Желательно с «вахтовым» графиком, «два через два» там, или «три через три».

Все когда-то кончается. Прав тогда был Нифонтов, невозможно на двух стульях усидеть.

– Отработаешь, – сказал как отрезал предправ, сузив глаза. Он очень не любил, когда его приказы не выполнялись. – Как миленький. Тебе эти две недели годом покажутся.

Ох, ну вот зря ты так-то! Я же заморочусь, всю книгу переверну, но найду рецепт какого-нибудь особо забористого снадобья, от которого на лбу рог вырастает или неделю верхом на унитазе придется провести. Кстати! Вот и повод испробовать зелье Митрия, от которого у человека рожу корежит так, что смотреть на него страшно.

Но это – потом. В последний рабочий день. Сварю все заранее, а потом подловлю момент и зельем турку кофейную изнутри вымажу. В ней только предправу кофе варят, я это точно знаю. Для ВИПов вроде вот этой фифы есть специальная, гостевая.

– Кхе-кхе, – демонстративно-небрежно кашлянул я. – Кажись, простуда у меня. Может, ОРЗ, а, может, ОРВИ. Придется, как видно, больничный брать. Недели на две.

Сняв голову, по волосам не плачут.

– Стоп-стоп-стоп, – подняла руки вверх в примирительном жесте Ольга Михайловна. – Как мне кажется, у данной ситуации есть мирные пути разрешения, те, где никому не надо будет увольняться.

Э, тетка, это ты запоздала. Надо было раньше думать. Даже если теперь я дам свое согласие на помощь тебе, мне все одно тут не быть. Меня теперь отдел по работе с персоналом живьем сожрет, при поддержке службы безопасности. Так нервы вымотают, что легче уйти будет, чем от ударов со всех сторон уворачиваться.

– Если Смолин сделает то, что вы у него просите, возможно, я изменю свое решение, – подумав, изрек предправ. – Хотя штрафа в любом случае ему не избежать.

– А штраф за что? – удивился я.

– Неподчинение прямому приказу руководства, – вместо шефа сказал Волконский. – Это, Смолин, самый главный проступок из тех, что возможны в трудовом коллективе. И не только в нашем, а вообще.

Вот ведь как интересно. Слово «неподчинение» я совсем недавно уже слышал, и произнес его Хозяин кладбища, в аналогичной ситуации. Условно аналогичной, разумеется.

Миры разные, а замашки у власть предержащих одинаковые. Сделай чего не по их воле – и ты попал. С той, правда, разницей, что на мнение Костяного царя мне не плевать, потому что он полезен. А вот на этих… Решение принято, так что все стало куда как проще.

– Тут банк, а не армия, – весело сообщил я ему. – Всех под одну гребенку не подстрижешь.

Председатель правления печально посмотрел на женщину, как бы говоря: «Ну, вот что тут поделаешь?»

– Вы не оставите нас? – внезапно попросила моих теперь уже почти бывших руководителей Ряжская. – Мне кажется, в дальнейшей перепалке конструктива будет немного.

– Логично, – согласился с ней предправ. – Если я вам еще понадоблюсь, Ольга Михайловна, то скажите об этом Волконскому, он будет ждать за дверями переговорной. Смолин, когда освободишься, сразу можешь идти в отдел по работе с персоналом, там тебя будет ждать чистый лист бумаги формата А4 и ручка. Я позвоню, предупрежу их.

Мне очень хотелось уточнить у него, какой именно будет ручка – чернильной или гелевой, но я не стал этого делать. Во всем меру надо знать.

И мы снова остались с женщиной наедине. Она смотрела на меня, я на нее.