Знакомьтесь - Балуев!

— Ну, спасибо. Прямо ты светилась вся. Достойно биографию доложила, по–коммунистически. Очень подняла во мне отцовскую гордость. Я ведь перед двумя народами за тебя ответственный: и перед своим, и перед другим. Понятно? О народе надо по его вершине судить. У нас наверху Ленин, у них — Карл Маркс. Если ты в трудных обстоятельствах выросла, ничего тебе теперь не страшно. Пиши не колеблясь в анкете: русская. И правильно будет.

Читая газеты, Безуглов недовольно хмурился, рассуждал:

— Ну, чего они нам перед носом бомбой крутят, чего? Мы ж войну знаем… Каждый так, прищурившись, про себя думает: не все ли равно, чем в тебя стреляют: пулей, снарядом или атомкой. Эффект один для себя лично если сильно заденет — покойник. Однако война — дело взаимное. После войны поостыли. Но затронь — это же невозможно сказать, как остервенеем. А при помощи нашей высокой науки и техники ужасно что можно понаделать. Скажу про себя. Ну, встревожат, так прежде чем с меня пепел посыплется, я же скоростным способом их достигну. В окончательную войну окончательно действовать будем. На это у нас пружина в сорок два витка завитая. По годам Советской власти, каждый год — виток, как у дерева. И с каждым витком мы крепче, основательнее. Так ежели эта пружина от войны враз развернется, это же немыслимо, как она стукнет. И уже не война, а просто стихийное бедствие получится. — Помолчав, закончил с горячностью: — Все очень понятно, и зря они там кочевряжатся. Об их же здоровье мы думаем, по соседству, по–человечески.

Монтируя башенный кран в тридцатиградусный мороз на ветру, отец простудился и слег. Из медпункта прислали в качестве сиделки медсестру Ольгу Ивановну Колесень. Полненькая, с нежным лицом, ласковая, она ухаживала за Безугловым энергично, не утрачивая при этом женственного обаяния. Когда отец выздоровел, она продолжала наведываться, справляясь о состоянии здоровья, а потом стала ходить просто так, в гости. Она узнала за время болезни Безуглова, где что лежит в доме, вела себя не как гостья, а как хозяйка, накрывала на стол, готовила блюда, которые понравились Безуглову еще тогда, когда он был болен, и однажды упрекнули Изольду.

— Что же ты так плохо об отчиме заботишься? Сам себе белье стирает. Разве это можно?

Безуглов не позволял Изольде стирать на него, а также не позволял никому называть его отчимом. Изольда ничего не ответила Ольге Ивановне. Ответил Безуглов. Он сказал:

— Вы извините нас, Ольга Ивановна, но поскольку я здоров, больше в медицинском контроле не нуждаюсь.

— Это как понять? — спросила Ольга Ивановна, побледнев.

— А так вот и понимайте, — сказал Безуглов. И начал объяснять Изольде урок по химии, заданный ей в школе, будто в комнате, кроме них, никого не было.

Колесень ушла обиженная, со слезами на глазах.

— Папа, ты почему не женишься? — спросила Изольда. — Потому что я? Или ты свою жену очень любил? Из–за ее памяти?

Безуглов ответил хмуро:

— Оставь. Зряшный разговор.

— Нет, если я твоя дочь, значит, имею право спрашивать.

— Значит, за горло такими словами берешь. — Усмехнулся. — Ну что ж, бери.

— Ты же одинокий, я хорошо чувствую.

— Прямо сирота, — улыбнулся Безуглов, — кругом людей нет.

— Я серьезно говорю. Вот видал, как Ольга Ивановна к тебе относится? Даже заплакала. Ты заметил?

— Ну вот что, — рассердился Безуглов. — Я за бабскими чувствами не наблюдатель. И ты мне это не навязывай. И тут точка. Понятно? Не желаю я с тобой, сопливой девчонкой, на такие темы рассуждать. — У него дрогнули пальцы, когда он стал чиркать спичкой, чтобы закурить. Закурив, все еще не успокаиваясь, предупредил сурово: — Я тебе папа–мама. Понятно? — И, улыбнувшись понравившимся ему словам, повторил: — Раз я тебе папа–мама, чего тебе еще надо? Мачеху захотела, что ли? Так я могу такую выдру в дом привести, что оба сбежим от нее. Знаю я эту канитель, когда люди на склоне лет на тех, что помоложе, женятся. И больше чтобы цыц! Не дочернее это дело — отца сватать.

Прошло несколько месяцев, Изольда узнала, что ее отец сблизился с Колесень и она ждет ребенка. Но он не хочет на ней жениться. Партбюро разбирало заявление Колесень. Отец ничего не мог сказать в свое оправдание, и ему записали выговор за безответственное отношение к женщине, хотя некоторые члены партбюро высказывали предположение, что Колесень подловила его: многие замечали, как она навязывалась ему, ждала конца смены, чтобы идти в поселок вместе.

Колесень стала преследовать Изольду. Она умоляла девушку воздействовать на отца, утверждала, что он ее любит, но не хочет жениться, потому что боится стеснить дочь.

Изольда сказала отцу, что получила от райкома путевку на строительство химзавода и скоро уезжает.

— Так, — протянул печально и растерянно Безуглов. — Раз комсомол решил послать, дело это окончательное и пересмотру не подлежит! Валяй! — Отвернулся и спросил: — Про то, как я влип, все знаешь?

Она молча кивнула.