Знакомьтесь - Балуев!

Павел Гаврилович стоял в дыму туманной мглы на обрыве. Из траншеи исходило зловоние прокисшей грязи. В длинной земляной могиле лежал опозоренный дюкер. Чугунные грузы вдавливали его в дряблое днище траншеи все глубже и глубже. Из кольчатого горла шланга в траншею хлюпала вода. Дюкер медленно тонул в ней, а на дне размытой траншеи уминал перемычку одинокий бульдозер. Он елозил по крутой седловине куцего пространства, высоко подняв истертый до зеркального блеска вогнутый нож.

Белые столбы фар то вытягивались, бледнея, то упруго сжимались, упираясь в откос, и тогда на глиняной стене зыбко дрожали яркие световые пятна.

Бульдозер барахтался в рыхлом грунте, утопал в нем и, казалось, гибельно зарывал сам себя. Увлекаемая оползнем машина кренилась на борт, повисала на краю перемычки, и вот еще мгновение, и она свалится на черное болотистое дно траншеи. Словом, это была обычная работа бульдозериста на грунтах со слабо несущей поверхностью.

Балуев подошел ближе к обрыву. Машина выползла навстречу, развернулась. С шорохом осыпался песок.

Зайцев вылез из кабины, разулся, вывалил из резиновых сапог влажный песок, поднял глаза, сказал задумчиво:

— Вот, Павел Гаврилович! Читал я у Эдгара По, что ли, страшный рассказ: человек в зыбучих песках тонет. Очень сильно его ужас описан… — Деловито осведомился: — Выходит, мы тоже напоролись?..

— Да, плывун, — виновато согласился Балуев. — Геологи не обнаружили, а он прокрался между плотными пластами. Все дело нам портит.

— Ничего, мы его угомоним, — обнадежил Виктор Зайцев.

Низкорослый, озябший, он рядом с могучей и еще горячей машиной выглядел заморышем.

— А ты чего не отдыхаешь?

— Остался для самосовершенствования.

— Технику вождения отрабатываешь?

— Да нет! Я же сегодня, видели, утопленником был. — И взволнованно стал объяснять: — Если бы в воде тонул, это нормально, не испугался бы. А то в песке. Ну и закричал на всю стройплощадку. Как вспомню, самому неприятно — такой визг поднял.

— Я за тебя перепугался, — сказал Балуев, — тебя же машиной привалило.

— Ее от меня песком пружинило, а так, верно, очень больно было.

— Больно!.. Раздавило бы — и все!

— Тоже правильно, — согласился Зайцев. Приблизил лицо к Балуеву, произнес доверительно, шепотом: — Я, Павел Гаврилович, хочу страх, который испытал, окончательно из себя выгнать. Буду всю ночь перемычку уминать. А то, знаете, когда отошел в медпункте, очень себя презирал за крик. Вспомнил стихи о разведчике Пашкове, и совсем мне неловко за себя стало. Его фашисты заживо похоронили, потому что он нарочно мертвым притворился, чтобы после из могилы выползти и снова с ними воевать… Я это стихотворение про Пашкова на вечере самодеятельности слышал, когда в Вышнем Волочке дюкер тянули. Но тогда особого значения не придал. А вот сейчас вспомнил…

Холодное тело реки мерно плюхалось в заиндевевших берегах. Кроткий огонек бакена светился зябко, сиротливо. Падал мокрый снег с дождем, но в темноте дождя и снега не было видно. От болота несло сыростью погреба и мертвенной гнилью.

Зайцев, поеживаясь от озноба, сказал сердито:

— Вот сейчас на химию, на пластмассы всей страной после Двадцать первого съезда навалились. А почему трубы для газопровода из нее не придумают? Сколько металла в землю вгоняем, а он на что–нибудь другое пригодится. Из пластмассы же дешевле, и коррозии не поддается — вечная штука. И чего ученые с таким важным делом тянут!.. Вот академик Семенов — читал его в «Правде» — здорово пишет. Может, ему заказ на трубы дать? Это же его специальность — пластмассы. Хорошо придумал, а?

— Хорошо, — согласился Балуев и спросил: — С учебой у тебя как?

— Плохо, — грустно признался Зайцев. — Мятущийся я человек. Сначала на заочном машиностроительном был, а сейчас на астрономический хочу. Дело уж очень перспективное…

— Что ж, наше строительное тебе уже не нравится?

— Почему? — удивился Зайцев. — Я механик до конца жизни.

— А чего в небеса лезть собираешься?

— И вовсе я никуда не лезу, — обиделся Зайцев. — Это я чтобы вселенную понять и что человек во всеобщем масштабе значит. Техника для межпланетных полетов самая высокая, можно что–нибудь от них перенять и в нашу строительную пользу.

— Да, увязли мы со своей техникой здесь в болоте, — печально сказал Балуев. — Куда ни ступи — трясина.