Знакомьтесь! Это я – современный русский писатель

Начну с самого раннего события, сохранившегося в моей памяти. Это произошло, когда мне было примерно полтора или два года. Несмотря на то, что был рожден семимесячным ребенком, я уже самостоятельно ходил. И сохранилось это событие в моей памяти в таком виде. Помню, что в избе находилась вся наша большая семья: отец, мать и четверо детей. Кроме нас в избе было три посторонних мужчины в черных кожаных то ли пиджаках, то ли куртках, с такими же кожаными кепками на головах. Посреди избы на полу стоял открытый сундук – мамино придание по случаю её замужества. В нем хранились наиболее ценные семейные вещи. В ту пору в деревнях практически не было шкафов и шифоньеров, и вещи либо лежали в таких сундуках, либо висели на гвоздях, вбитых в стены дома.

Рядом с сундуком стояли отец, мать и я. Помню, что сначала я держался за мамину юбку и, вероятно, от страха горько плакал. Поэтому мама взяла меня на руки, и я стал молча наблюдать за происходящим событием. Один из незваных гостей доставал из сундука вещи, рассматривал их и небрежно бросал на пол. Другой что-то записывал в большую толстую тетрадь, называемую в то время в деревнях амбарной книгой. Третий, вероятно, их начальник, просто присутствовал при этом. Как потом объяснили мне отец и мать, это была одна из специально созданных в сельских местностях троек, принудительно загоняющих селян в колхозы. Если кто-то из жителей деревни отказывался вступать в колхоз, то его облагали непосильным налогом и в случае неуплаты для начала описывали имущество семьи, то есть забирали его в качестве залога за неуплату податей. Забирали все вещи, кроме тех, что были на самих членах семьи. Справедливости ради замечу, что скот и продукты не трогали, поскольку понимали, что в этом случае вся семья обрекается на верную голодную смерть. После этого семью облагали еще большим налогом и за повторную неуплату угрожали ссылкой в Сибирь или на Дальний Восток. В результате все крестьяне «добровольно» вступали в колхоз. Такова правда «добровольного» вступления крестьян в колхозы. Особенно ярко запомнился мне еще один момент этой истории. На полу, рядом с сундуком, лежала солдатская гимнастерка царских времен с распахнутыми в стороны рукавами, и уполномоченные что-то выясняли у моего отца. Позже мне родители объяснили, что они интересовались, откуда у отца взялась эта гимнастерка. Вероятно, хотели узнать, не служил ли он в царской армии. А в действительности отец купил ее у какого-то беглого царского солдата. Что было дальше, я, к сожалению, не помню.

Вторым памятным событием моей детской жизни было наказание меня отцом за непослушание. Связано это было вот с чем. В нашей деревне только у нас был большой фруктовый сад. И в этом была заслуга моего отца. Помню, что в саду росли яблони разных сортов с разными сроками созревания плодов, начиная с ранних и кончая поздними. Было также много вишен и слив. И, конечно, вся деревня, и особенно дети и подростки, завидовали нам. Кроме того, мой отец был единственным в деревне пчеловодом. Историю, произошедшую с его пчелами в военное время, я подробно описал в романе «Судьба пианистки».

Когда наступала пора созревания яблок, деревенская детвора пыталась вечером или ночью проникнуть через дырки в заборе в сад и полакомиться нашими яблочками. Но отец обычно сторожил свой сад в темное время суток, поэтому детям приходилось рассчитывать только на добровольное угощение яблоками моим отцом.

В деревне был один хитрый и наглый подросток лет 15, который решил лакомиться нашими яблоками за счет моей наивности и доброты. И делал он это следующим образом. Как только я появлялся в саду, он подходил к забору и звал меня к себе. После этого просил принести ему несколько самых спелых яблок. Я по детской простоте всегда приносил их ему. Отец это обнаружил и для начала предупредил меня, чтобы я этого больше не делал. Я некоторое время так и поступал. Но однажды не сдержался и нарушил этот запрет. Отец это обнаружил. Взяв меня в саду за ухо, привел в избу. После этого снял с меня штаны, а со своих штанов ремень. Сел на табуретку. Положив меня животом на свои колени, начал пороть меня этим ремнем по мягкому месту. Хотя, признаюсь, порол он меня не очень больно, но я все равно громко кричал. Вероятно, я это делал не от боли, а от страха и желания разжалобить отца. Это был единственный случай в моей жизни, когда отец наказал меня именно таким народным способом. Но наказание пошло мне впрок, и я за него на отца не был в обиде.