Знамение времени - Убийство Андрея Ющинского и дело Бейлиса (Впечатления Киевского процесса)

Настроение любопытства на второй же день, особенно после прочтения обвинительного акта, сразу круто изменилось... Вдруг все насторожились... Вслух были сказаны слова, оттуда, с судейского стола, что вот тот, кто сидит там, на скамье подсудимых, обвиняется в соучастии в людоедстве... Вслух были оглашены различные подробности дела, утверждения якобы ученейших людей, отныне соединенных неразрывной цепью солидарности: верного последователя Лойолы, ксендза Пранайтиса и достойного мужа науки, профессора Сикорского... Эти кровью несуществующего ритуала спаянные братья теперь вошли в историю русского позора и оскорбления всей научной мысли. Публика все это усмотрела, всколыхнулась, заволновалась и словно поняла и свою долю ответственности за все то, что совершалось там, в стенах киевского окружного суда...

- Я - человек убежденно правый, - говорил один из присутствовавших в публике, почтенного возраста, - но я везде говорю громко: стыдно жить на свете, когда знаешь, что могут возникать в наше время подобные дела... {38} И все более и более слагается мнение, что здесь в этом деле "подведена мина", как мне прекрасно формулировал сущность процесса простой человек с улицы...

Будем же терпеливо ждать, когда, наконец, всесторонний анализ всех обстоятельств дела вскроет этот гнойный нарыв нашей современности.

XIII.

Пресса.

Знает ли Россия какой-либо иной процесс, за которым с таким напряженным вниманием следили все не только у нас, но и в Западной Европе и Америке? Отчего к этому делу такое исключительное внимание всех?

Люди, помешанные на евреях, конечно, думают, что это дело раскричали они, "евреи". На самом же деле совершенно иные причины заставили всколыхнуться весь мир. Современное культурное человечество не хочет я не может мириться с мыслью, что имеется хоть тень какого-либо основания предполагать, что в XX веке, когда люди побороли атмосферу, когда действуют беспроволочные телеграфы, радий и икс-лучи, когда политическая и социальная жизнь во всех странах, даже самых отсталых, так сильно шагнула вперед, среди нас живут и ходят людоеды, кровопийцы, нуждающиеся в человеческой крови для божественных жертвоприношений... Нет, этого нет и не может быть!.. Вот почему равно во всех частях света и светские и духовные лица, и ученые, и литераторы, и рабочие, и капиталисты, и короли, и представители самых крайних политических партий, и проповедники, и артисты, и писатели - все, все как один, каждый по мере сил своих, кричат, что есть силы, что нет и нет того, что вы, господа черносотенцы, любители политических махинаций, так тщательно, но тщетно хотите утвердить в жизни. И я убежден, что по мере того, как этот процесс будет подвигаться все вперед и вперед, общественная совесть будет еще более обеспокоена, и она властно и твердо везде и всюду потребует одного решения, согласного с истиной.

Представители прессы не только русской, но и иностранной внизу и наверху заняли места, битком набившись {39} всюду, где только можно... Телеграф работает так, как никогда, кажется, еще не работал в Киеве. Какое-то лихорадочное чувство охватывает всех. Все волнуются, все чувствуют, что это не простой уголовный процесс, а нечто значительное и важное. Не о Бейлисе идет здесь речь, а о целом еврейском народе, и не только о нем, но и о всей русской культуре...

Я не знаю другого процесса, в котором такую огромную роль сыграла бы пресса своим ежедневным газетным обстрелом всего цивилизованного мира, который мы наблюдали в эти знаменательные тридцать пять дней. Десятки корреспондентов с энергией и нервностью, присущей представителям этой профессии, без устали, с утра до ночи, проводившим в стенах суда, через телеграф, телефон, почту, кондукторов железных дорог, частных и нарочных курьеров, разносили по всему свету сведения о малейшем зигзаге, о малейшем изменении в ходе процесса, в настроении публики, защитников, судей, прокурора, присяжных...

Здесь, в этом маленьком помещении на хорах, в поднебесье киевского окружного суда, в этом прокоптелом грязном судейском буфете и коридорах, здесь временно была развернута лаборатория общественного мнения. Отсюда кидались все сведения о процессе, все лозунги дня по отношению к этому делу, подчеркивались те или иные стороны его, давая возможность там, в столицах России и мира, в городах широкой провинции разрабатывать в редакциях общественные мотивы и побуждения, оценивая и переоценивая то или иное выступление, то или иное мнение общественных групп, представителей общественного мнения. И не думайте, что там, в Киеве, все было бесстрастно, хроникерски спокойно... Нет, там отзывались все направления, все страсти широкого политического горизонта, на который распространилось влияние этого небывалого процесса...