Знамение времени - Убийство Андрея Ющинского и дело Бейлиса (Впечатления Киевского процесса)

Много заняло у суда времени чтение этих показаний Козаченко.

Как ни фантастична эта история, как ни неправдоподобно, чтобы обвиняемый "травил" бы тех, кто дает показания, устанавливающие полную его невинность, но все-таки показания этого Козаченко имели известное значение, а потому интересно было выслушать показание некоего Синяева, который знал много лет этого странного доносчика. Он знал Козаченко еще на родине.

- Дружили мы с ним, крепко дружили, - рассказывает свидетель. - Вместе гуляли, вместе знакомых имели... На ярмарках бывали... Я ничего дурного не думал о нем я, пожалуй, до сего времени так бы и думал, да вот случилось такое дело, которое развело нас навсегда...

- Ну, а теперь как вы его с читаете?

- Считаю его за плохого человека, - говорит он.

- Почему?

- Плохой он... В карман к любому залезет...

- Почему вы так думаете?

- Да потому, что он и ко мне залез...

- Как так?

- Да так... попросил у меня рубль взаймы, я говорю - возьми, только вот, рубля-то у меня нет... Три есть, разменяешь - рубль возьми себе, а два верни... Взял он три-то {85} рубля, да и был таков, сейчас скрылся... Это есть самое мошенство, - обидчиво заявляет свидетель.

Свидетель вспоминает, что, когда Козаченко приходил на завод Зайцева по поручению Бейлиса, увидев его, он принимал все меры, чтобы не встретиться с ним...

- Я предупреждал управляющего заводом господина Дубовика, что это за птица... Его всем надо опасаться... Самый последний человек. Ему ни в чем доверять нельзя...

Так отзывается об этом одном из главнейших свидетелей тот, кто знает Коэаченко давным-давно...

XXXV.

Свидетель арестант.

Вся эта козаченковская история совершенно распалась, когда суду пришлось выслушивать свидетеля арестанта, сидевшего одновременно с Козаченко в тюрьме, слышавшего все разговоры Менделя Бейлиса и присутствовавшего, когда писалось то письмо к жене Бейлиса, которое ему вменяется в такую тяжкую вину.

Этот свидетель отбывает наказание за кражу. Сидел ранее в одной камере с Бейлисом и Козаченко...

- Бейлис при всех арестантах жаловался на свое тяжелое положение, что страдает он безвинно-напрасно!.. Мы все знали, что он посылал записку на волю к жене...

- А Козаченко?

- Козаченко его обсасывал...

Это - арестантское выражение, означающее, что Козаченко работал над ним.

- А Бейлис дружил с ним?

- Дружил.

- Просил передать записку жене?

- Просил.

- Просил Козаченко хлопотать?

- Просил.

- Почему?

- Так что он освободился, ну все думали, что и других он может освободить...Бейлис просил его похлопотать на воле... {86} - А отравить никого не просил?

- Нет, этого не было, мы бы знали...

И сколько мы ни слушаем свидетелей, каждый раз, как только дело коснется какого-либо пункта обвинения, сейчас же все разъясняется, и обнаруживается или полная сказочность и фантастичность обвинений, или полная несостоятельность их, не выдерживающих ни малейшего прикосновения критики при перекрестном допросе.

И хочется спросить: где же, кто же подтверждает хоть чем-нибудь то, в чем обвиняется Мендель Бейлис?

Ни одного слова во время всего процесса мы не слышали не только по поводу ритуальных мотивов убийства, в чем именно и обвиняется Бейлис, но и вообще о какой-либо причастности его к этому кошмарному убийству.

XXXVI.

Козаченко в синагоге.

У Козаченко был какой-то большой план с делом Бейлиса, он что-то замышлял крупное, но оно у него сорвалось...

- Выхожу из синагоги,-показывает свидетель Жук, - вдруг ко мне подходит какой-то совершенно незнакомый человек и начинает говорит о несчастном положении Бейлиса, которому необходимо помочь... Я был очень удивлен этим неожиданным обращением... Отказался с ним говорить, просил его оставить меня.

- А как он себя назвал?..

- Кажется, Козаков...

- А может быть Козаченко...

- Да, да, Козаченко...

- А вы денег ему дали?..

- Нет...

- Почему?..

- Он не просил...

Из дальнейшего допроса, как этого, так и другого свидетеля, выяснилось, что, потерпевши неудачу у дверей синагоги, Козаченко не смутился... Он пошел в синагогу и стал с теми же вопросами и советами приставать к другим евреям, занимающим при синагоге то или иное положение!.. {87} Не было ли здесь желания расширить рамки кровавого навета и как-нибудь, чем-нибудь притянуть целую религиозную еврейскую общину к этому делу?

XXXVII.

Человек истинно-чешского происхождения.

Входит типичный еврей, начинающий лысеть со лба. Типичное лицо, типичная шевелюра, борода. Держит себя важно, надменно...

Начинает рассказывать длинную повесть о своих подвигах, и с первых же слов обнаруживает, что все привычки, все жесты, усвоенные любым евреем глухих местечек черты оседлости, ему не только не чужды, но очень знакомы, очень близки... Сначала я подумал, что это какое-то местное начальство..