- Теперь пропаду, - говорила вся ее фигура, и она внимательно, крайне внимательно слушала показания своего мужа ... (Нельзя не отметить этого крайне вопиющего нарушения всей деловой стороны процесса, которую с самого начала допустил председатель: вместо того, чтобы, по крайней мере важнейших свидетелей, обязательно после допроса рассаживать под охраной в различных комнатах, он всех оставлял в зале суда и таким образом все явные противоречия между показаниями свидетелей, очень важные для выяснения правды, совершенно уничтожались деятельностью председателя, и такие ловкие люди, как Чеберяк быстро выпутывались из всех затруднений, в которые они попадали. Совершенно очевидно, что все это делалось судом преднамеренно, лишь бы создать обвинение по тому процессу, который так был нужен царскому правительству со всеми черносотенцами России.).
Вот, наконец, начались показания этого худого, бледного, тощего и развинченного на все гайки бывшего почтамтского чиновника. Он поет Лазаря о потерянной службе и решительно ничего не знает ни о тех попойках, которые творились у него дома, ни о целой стае молодых людей, которых его (!) супруга величала не иначе, как Костя, Васинька, Петька рыженький и т. д. Он ничего не знает и о том, что его жена находилась долгое время в связи с французским гражданином Мифле, которому она облила лицо серной кислотой и выжгла глаза за какую-то его вольность с другой женщиной.
Он не знает также и того, что его почтенная и добродетельная супруга, будучи избита слепым Мифле за то, что ему доказали, что его любовница тут же, в его квартире, в его комнате, пользуясь слепотой французского гражданина, имеет особое удовольствие более чем кокетничать с жильцом Мифле - Петровым, который, вырвав ее, избиваемую, из рук рассвирепевшего слепца, был сейчас же в награду за преданность переведен этой любвеобильной чиновницей на жительство в квартиру господина Чеберякова, где он и пребывает по сие время. А слепец бил госпожу Чеберякову "шоколадкой" - воровским орудием, существующим для оглушения жертвы: - это кусок железа фунта в четыре, зажимаемый в руке.
Как видите, в этом благочестивом {102} доме и среди близких ему друзей воровские орудия в ходу даже для собственного употребления. Господин Чеберяк вообще ничего не знает, а когда чем-либо мешал, то его подпаивали, чего-то подсыпали в пойло снотворного и он благополучно отходил ко сну. Это тип тех мужчин, которые или не имеют никакой воли, или воля их столь больна, что всякие извращения принимаются ею, как нечто особо интересное и радостное...
ХLII.
Свидетель Бейлис и обвиняемая Чеберяк.
Когда я вслушиваюсь все более и более в этот процесс, я все жду, что, вот, сейчас скажут:
- Пригласите свидетеля Бейлиса... Входит Бейлис...
- Бейлис, скажите, что вы знаете по этому делу?
- Я жил рядом с Чеберяк...
- Расскажите, что вы знаете про Чеберяк...
Я на минуту представил себе: на скамье подсудимых сидят Вера Чеберяк, Сингаевский, Рудзинский... Латышев, за смертью, от суда и следствия освобожден...
Как были бы довольны обвинители - ведь с таким материалом, какие громовые обвинительные речи можно было бы произнести! Никакой суд присяжных не смягчил бы своего сурового приговора... Адвокаты? О, несчастные адвокаты! Они не нашлись бы что сказать. Никакие "лучшие", о которых мечтала Чеберякова, не помогли бы: слишком ужасны, слишком тяжелы обвинения, и само преступление так неизъяснимо жестоко и отвратительно...
А теперь что мы видим? Что мы слышим? На чем скрещиваются шпаги перекрестного, страстного допроса?
Обвинители... О, они изо всех сил защищают тех, на кого так много падает косвенных и прямых улик.
А защитники? Как опытные прокуроры, с тактом и деликатностью к подозреваемым в совершении преступления, стоя твердо на страже законности, они шаг за шагом разоблачают хитрости, увертки и изворотливость "свидетелей", явно причастных к убийству Ющинского. {103} А Бейлис?
Он с таким неподдельным любопытством рассматривает вещественные доказательства, фотографические карточки, наволочку и пр., все тянется оттуда, из-за решетки, стараясь хоть как-нибудь разглядеть своими подслеповатыми глазами то, что в сущности решает его судьбу, и с истинным изумлением слушает свидетелей, хлопает себя по коленам, когда уже очень бывает интересно, и все время так и кажется, что и он тоже начнет задавать вопросы, чтобы помочь изловить этих и без того попавшихся воров и убийц.
ХLIII.
Где был труп Ющинского до пещеры?
Совершенно неожиданно молнией сверкнуло в одном из заседаний краткое новое показание свидетеля Добжанского...
Его спросили по поводу одного показания Голубева. Добжанский с компанией как-то пошел прогуляться в рощу, уселись они на лужайке, неподалеку от пещеры, где нашли Ющинского, и стали выпивать, ведя беседу... Из пещеры вышли два студента и подошли к ним и стали говорить, что Андрюшу жиды замучили.
- Почему вы думаете, что жиды?..-спросил один из компании.
- Мы это очень хорошо знаем!..
- Ничего вы не знаете и говорите совсем зря...
- Как зря?..
- Да так...