Знаменитость

На наше счастье, прогулка криминальных авторитетов по Москва-реке уже подходила к концу. Кораблик возвращался к причалу.

Дато «Южный» потёр то место на шее, куда ему был приставлен нож.

– Ну, так как с долгом считается, Тимур Ионович? – негромко спросил он, как ни в чем не бывало.

– А что с долгом? – нахмурился Тимур. – Денег нет – значит и долг не отдан.

При этом авторитет смерил взглядом Дато и сказал ему несколько фраз по-грузински. И хотя они говорили на родном языке, мне почему-то было совершенно ясно, что Тимур высказал своему «Южному» земляку.

Поэтому оставшиеся несколько минут, пока пароходик причаливал, я старался держаться на расстоянии не только от Беса, но и от Дато. Вообще нестерпимо хотелось вырваться на воздух их этого бандитского гнезда. А Алеша просто тупо сидел за столом, и непрерывно наливал себе водку в рюмку, опрокидывал ее в рот, и тут же наливал другую. Так словно он торопился поскорее выпить всю бутылку мелкими стопочками.

Впрочем, я зря опасался Дато. Когда воры покидали кораблик, грузин уже успел остыть.

– У-у, сука мусорская, – пробормотал он вслед спускающемуся по сходням Бесу. – Поквитаемся еще.

На пристани грузин сел в свою шикарную черную «Волгу» и умчался.

– Ну, и чего мы добились? – спросил меня нетвердо стоящий на ногах Алеша.

В этот момент я осознал, что все занятые мной у разных людей деньги безнадежно угроблены. До последней копейки. И мне стало не по себе. А короткий восторг счастливого освобождения, испытанный, как только удалось живыми покинуть воровской корабль, сменился холодом отчаяния в груди. Я теперь – тварь, обокравшая собственных отца и мать. Потому что возможности отдать их деньги, тайком украденные со сберкнижки, не осталось никакой.

Я понял, что с этого момента моя жизнь безнадежно изменилась. Что-то случилось с моей жизнью. Потому, что ее уже никогда не вернуть в то состояние беззаботной свободы, которое я не ценил по достоинству еще несколько месяцев назад. Когда этой беззаботной свободы у меня еще было так много.

11 Коллекция Утесова и могила Высоцкого

На следующее утро Алеша пропал.

– Нет, все! Не пойду никуда его искать, достаточно я за ним в свое время побегала, – вдруг передумала Старкова. И принялась стаскивать только что надетые туфли. – Больше он меня на эту удочку не поймает… – она отрицательно помаячила ладонью перед лицом, убеждая не то меня, не то себя. – Хватит!..

Алеши не было уже часа два. Я видел с балкона, как он вышел из двора под арку. И, по-моему, там как раз стояла какая-то машина. Которая тут же сорвалась с места? Я точно это запомнил.

– А может воры его подкараулили? – вслух предложил я.

– Ой, не смеши меня! – воскликнула Старкова. – Похищение века! У ближайшей пивнушки…

Я пожал плечами и тоже стянул кроссовки. В конце концов, мне было все равно где ждать вечернего поезда. На меня и так столько всего навалилось, что хотелось только сидеть без движения и, главное, не думать ни о чем. Все утро следующего дня после нашего провала на бандитском кораблике я простоял на балконе в прострации. В основном курил и даже думать не мог о том, что я буду делать в Ленинграде. Потому что прийти домой к родителям и рассказать – как я украл у них последнее и сколько еще чужих денег угробил – было выше моих сил. Я вообще не представлял – как смогу теперь переступить порог родного дома. И куда деваться.

А тут еще надо было подобрать слова, как объяснить Маше, что мы немедленно возвращаемся в Питер первым же вечерним поездом. И что ей не надо обзванивать своих друзей рокеров в тщетных попытках помочь нам организовать запись. Именно этим Старкова занималась – все утро она сидела на телефоне. Мне было неловко находиться в комнате, где она, то ругалась и бросала трубку, то уговаривала кого-то, начиная интимно ворковать. Я просто сбежал на балкон, чтобы не слышать всего этого. И понимал Алешу, которому тоже хотелось вырваться из квартиры наружу.

Зазвонил телефон.

– Ну вот, сейчас похитители скажут: «Положите миллион под водосточную трубу, если не хотите, чтобы мы вернули вашего друга по частям», – пошутил я. – Все как в кино.

Маша взяла трубку. Я вернулся на балкон. Через минуту она вышла ко мне с озабоченным лицом. У меня от мгновенного испуга перехватило дух. Но она сказала совсем не то, чего я боялся.

– Позвонили, говорят, есть студия, но только сегодня и завтра там можно поработать.

Вчера, когда мы вернулись со злосчастного кораблика, Старкова не сказала ничего, типа: «Ну, я же говорила!» Хотя вполне могла бы это себе позволить. Спрашивать нас было не о чем. Все было слишком ясно написано на лицах. Алеша плюхнулся в комнате на диван, лежал, глядя в потолок, и жаловался на головную боль, а потом уснул. Я вообще не мог ни о чем думать, чтобы при этом не приходить в отчаяние. Не было сил рассказывать ей, как нас продинамили воры.

И вот она снова стояла рядом, убеждая, что запись все-таки может состояться.