Знаменитые расследования Эркюля Пуаро в одном томе (сборник)

Думаю, что вы все уже слышали, что мне случайно удалось подслушать часть беседы между мисс Дебенхэм и полковником Арбэтнотом. Интересным мне показалось то, что полковник Арбэтнот называл ее Мэри и явно хорошо ее знал. Но подразумевалось, что они впервые встретились только за несколько дней до этого – а я знаю англичан, похожих на полковника. Даже если они влюбляются в девушку с первого взгляда, то идут к цели не торопясь и с достоинством. Пытаться ускорить процесс не в их стиле. Поэтому я решил, что на самом деле полковник с мисс Дебенхэм хорошо знают друг друга, но почему-то предпочитают притворяться незнакомыми. Еще одно маленькое обстоятельство: мисс Дебенхэм с легкостью употребляет термин «разговор по магистральному кабелю», применяемый к трансатлантическим телефонным разговорам. А ведь мисс Дебенхэм сказала мне, что никогда не бывала в Штатах.

Возьмем еще одну свидетельницу. Миссис Хаббард сказала нам, что, лежа в кровати, не могла видеть, закрыта или открыта смежная дверь, поэтому попросила проверить это мисс Олссон. И хотя ее заявление верно для купе под номерами два, четыре, двенадцать или любого другого под четным номером, в которых засов расположен под ручкой двери, – в купе с нечетными номерами, таком, как, например, номер три, засов располагается над ручкой двери, поэтому висящая на ручке косметичка не могла его закрывать. Это заставило меня прийти к выводу, что миссис Хаббард выдумывает то, чего никогда не происходило в действительности.

Теперь позвольте мне сказать пару слов о времени. С моей точки зрения, самым интересным было то, в каком месте нашли испорченные часы, – в кармане пижамы Рэтчетта. Более неудобное место трудно себе представить, особенно если над изголовьем есть специальный крючок для часов. Поэтому я был абсолютно уверен, что часы положили в этот карман специально, предварительно изменив на них время. Поэтому убийство никак не могло произойти в четверть второго утра.

Так что же, оно произошло раньше? Если быть абсолютно точным, в двенадцать тридцать семь? Аргумент, который мой друг месье Бук выдвигает в поддержку этого предположения, – громкий вскрик, который разбудил меня. Но если Рэтчетт находился под воздействием наркотика, то он не мог кричать. А если он мог кричать, то мог и попытаться каким-то образом защитить себя, начав борьбу с убийцей. Никаких следов этой борьбы в купе не обнаружено.

Тут я вспомнил, что Маккуин не один, а два раза (и второй раз очень прямолинейно) пытался привлечь наше внимание к тому, что Рэтчетт не говорит по-французски. И я понял, что вся эта история в двенадцать тридцать семь была комедией, разыгранной специально для меня. Этот трюк с часами не так уж сложен – он очень часто упоминается в разных детективных романах. Преступники решили, что я легко его раскушу, а потом, гордясь своей собственной догадливостью, решу, что в двенадцать тридцать семь слышал голос убийцы, так как Рэтчетт не говорит по-французски. Иными словами, я должен был решить, что в двенадцать тридцать семь Рэтчетт был уже мертв. А я, напротив, уверен, что в двенадцать тридцать семь Рэтчетт все еще находился в своем наркотическом забытьи.

Хотя нельзя сказать, что комедия совсем не удалась – я ведь открыл дверь, высунулся в коридор и услышал эту французскую фразу. А если б я оказался настолько тупым, что не обратил бы на нее внимания, то о ней можно было бы и напомнить. Маккуин вполне мог в нужный момент сказать мне напрямую: «Прошу прощения, месье Пуаро, но это не мог сказать Рэтчетт. Он не говорит по-французски».

Теперь попытаемся ответить на главный вопрос: когда произошло убийство и кто же настоящий убийца.

По моему мнению – но это только мое мнение, – убийство произошло около двух часов утра, то есть в самом конце того периода, который определил доктор.

А что касается убийцы…

Пуаро замолчал и осмотрел свою аудиторию. Он явно не мог пожаловаться на недостаток внимания – все глаза смотрели только на него. В тишине можно было бы услышать, как растет трава.

Сыщик медленно продолжил:

– На меня произвели впечатление две вещи: сложность в выдвижении обвинения против любого из пассажиров и то, что в каждом случае алиби вероятного преступника подтверждалось человеком, от которого это меньше всего можно было ожидать. Например, Маккуин и полковник Арбэтнот подтвердили алиби друг друга – а ведь трудно предположить, что они были знакомы раньше. То же самое произошло с английским камердинером и итальянцем, шведской дамой и английской девушкой. И тогда я сказал себе: «Этого не может быть. Они не могут все быть замешанными в этом деле!»