– Шеппард, никто не знает, что мне пришлось пережить за последние двадцать четыре часа. Если когда-нибудь дом человека рушился прямо над его головой – так это обо мне. То, что произошло с Ральфом, – это последняя капля. Но мы сейчас не будем об этом. Я о другом… о другом! Я не знаю, что мне с этим делать, а решение надо принять безотлагательно.
– А в чем дело?
Экройд молчал несколько минут. Казалось, что он никак не может решиться начать. Когда же Роджер начал, то вопрос, который он мне задал, застал меня врасплох. Такое я ожидал услышать в самую последнюю очередь.
– Шеппард, ведь это вы лечили Эшли Феррарса перед его смертью?
– Совершенно верно.
Следующий вопрос дался ему с еще большим трудом.
– А вы никогда не подозревали… то есть вам никогда не приходило в голову, что его отравили?
На несколько минут я потерял дар речи. Потом все же решился – Роджер Экройд не был моей сестрой.
– Скажу вам всю правду, – ответил я. – В тот момент у меня не возникло никаких подозрений, но потом… Пустая болтовня моей сестрицы заставила меня об этом задуматься. И с тех пор я не перестаю об этом думать. Но, хочу заметить, никаких фактов подозревать отравление у меня нет.
– Так вот, он
У него был тяжелый и бесцветный голос.
– И кем же? – резко спросил я.
– Своей женой.
– Откуда вы это знаете?
– Она сама мне об этом сказала.
– Когда?
– Вчера… Боже мой, вчера! А кажется, что прошло уже лет десять!
Я ничего не сказал, и он продолжил:
– Вы понимаете, Шеппард, что все это должно остаться между нами, не должно выйти за стены моего кабинета. Мне нужен ваш совет – я не могу один тащить все это на себе. Как уже сказал, я не представляю, что делать.
– А вы можете рассказать мне всю историю? – попросил я. – Пока я мало что понимаю. Как миссис Феррарс вам в этом призналась?
– Вот как все произошло. Три месяца назад я сделал миссис Феррарс предложение. Она мне отказала. Я предложил во второй раз, и она согласилась – правда, запретила мне объявлять о помолвке, пока не закончится год ее траура. Вчера я нанес ей визит и сообщил, что со времени смерти ее мужа прошел уже год без трех недель и что не имеет смысла скрывать далее нашу помолвку. Я уже несколько дней видел, что она довольно странно себя ведет. И вот вчера, совершенно неожиданно, без всякой на то причины, она полностью раскололась. И… и все мне рассказала. О своей ненависти к этому животному – своему мужу, о своей растущей любви ко мне и том, какие жуткие шаги она предприняла. Яд! Бог мой! Это было абсолютно хладнокровное убийство.
На лице Экройда я видел ужас и отвращение. Наверное, миссис Феррарс тоже их увидела. Экройд не относится к типу тех мужчин, которые из-за любви готовы простить все, что угодно. В основе его характера лежит гражданская добропорядочность. Все, что в нем было законопослушного и надежного, должно быть, восстало против этой женщины в момент ее откровений.
– Да, – продолжил он негромким, монотонным голосом, – она призналась во всем. У меня создалось впечатление, что об этом знал еще один человек, который стал ее шантажировать, требуя громадные деньги. Вот это и сводило ее с ума.
– И кто же это был?
Перед глазами у меня вдруг появилась картинка Ральфа Пейтона и миссис Феррарс, идущих совсем рядом. Их головы тесно сдвинуты. На мгновение я почувствовал тревогу. Если только представить себе… нет, это совершенно невозможно. Я вспомнил, с какой открытостью говорил со мной Ральф. Полный абсурд!
– Она не назвала его имени, – медленно произнес Экройд. – Более того, даже не сказала, что это был мужчина. Но, конечно…
– Конечно, – согласился я, – это должен быть мужчина. Вы кого-нибудь подозреваете?
Вместо ответа Экройд застонал и обхватил голову руками.
– Не могу, – сказал он. – Я теряю разум, просто думая об этом… Нет, я даже не буду высказывать вам эту дикую мысль, которая пришла мне в голову. Хотя вот что я вам скажу: нечто в ее словах заставило меня подумать, что этот человек относится к моему домашнему кругу… но ведь это невероятно! Должно быть, я ее неправильно понял.
– И что вы ей сказали?
– А что я мог сказать? Естественно, она увидела, какой это был для меня шок. Ведь сразу же возникал вопрос: что я должен делать в этом случае? Понимаете, она сделала меня соучастником уже свершившегося факта. И поняла все это быстрее, чем я, – так мне кажется. Я был совершенно ошарашен, понимаете? Она попросила дать ей двадцать четыре часа – взяла с меня слово, что до конца этого времени я не предприму никаких шагов. И она абсолютно твердо отказалась назвать имя негодяя, который ее шантажировал. Думаю, попросту боялась, что я немедленно с ним разберусь и тогда, по ее мнению, попаду в сложную ситуацию. Она сказала, что я получу весточку еще до того, как истекут двадцать четыре часа… Боже мой, Шеппард, клянусь, что я и не подозревал, что она собирается сделать. Самоубийство! И я довел ее до этого…
– Нет, нет, – ответил я. – Не надо так все преувеличивать. Вы совершенно не виновны в ее смерти.
– Вопрос в том, что мне делать теперь. Бедняжка умерла. К чему ворошить прошлое?