Знаменитые самоубийцы

Землячка, в ту пору влиятельнейшая фигура среди большевиков, прониклась симпатией к красивому и искреннему молодому человеку. Она распорядилась поддержать молодой талант. Фадеева перевели редактором отдела партийной жизни в газету «Советский юг», выходившую в Ростове-на-Дону. Он приступил к работе над лучшим, пожалуй, своим романом «Разгром». Ему даже дали творческий отпуск для работы. В сентябре 1926 года он с готовой рукописью вернулся в Москву.

«Разгром» сделал его знаменитым.

Забавно, что цензура прицепилась даже к такому благонамеренному автору, как Фадеев. Бдительный цензор заметил, что страницы «Разгрома» «пестрят недопустимыми словами и выражениями». Разрешение на выпуск книги Главное управление по делам литературы и издательств (Главлит) при наркомате просвещения выдало «при условии внесения следующих изменений:

Стр. 12 – исключить слова «твою мать».

Стр. 19 – исключить слова «на передок слаба».

Стр. 62 – исключить со слов «заделаешь тебе», кончая словами «не поспеваешь».

Стр. 72 – исключить слова «твою мать».

Стр. 139 – исключить слова «в бога мать».

Стр. 144 – исключить слова «твою мать».

Фадеев, даже став членом ЦК, не посмел восстановить в тексте романа слова, выброшенные цензурой…

«Разгром» десятилетиями изучали в школе. Роман входил в обязательный курс советской литературы. Многие читали его с удовольствием. Но «Разгром» был лишь началом пути, как справедливо заметила его первая жена Валерия Анатольевна Герасимова, великолепной заявкой. Герасимова, с которой Александр Александрович познакомился в Ростове-на-Дону, сама занималась литературным трудом, редактировала журнал «Смена».

Если бы Фадеев продолжал упорно трудиться над словом, он явно стал бы хорошим прозаиком. Но Фадеев выбрал другую жизнь: вместо ежедневной работы за письменным столом – заседания, совещания, руководящая деятельность в Союзе писателей. Сыграли свою роль его бурный политический темперамент, окружение, да и исторические обстоятельства.

В Москве молодого писателя с опытом партийной работы сразу же избрали оргсекретарем Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП), образованной в январе 1925 года. Это была крайне агрессивная организация, которая считала, что главное для литературы – переводить стоявшие перед советской властью задачи «с политического языка партийных документов на художественный язык образов». В ассоциацию входили писатели-коммунисты, поставившие перо на службу партии.

Генеральным секретарем РАПП был молодой литературный критик Леопольд Леонидович Авербах. Он в шестнадцать лет стал членом партии, в девятнадцать – редактором журнала «Молодая гвардия», в тридцать три – руководителем РАПП. Кроме того, он редактировал журналы «На литературном посту» и «Вестник иностранной литературы».

Его карьере способствовали родственные связи. Он был племянником Якова Михайловича Свердлова, шурином будущего наркома внутренних дел Генриха Григорьевича Ягоды, да еще и женился на дочери Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, который при Ленине был управляющим делами правительства. Впрочем, родственные связи не спасут Авербаха в годы большого террора.

Российскую ассоциацию пролетарских писателей распустили постановлением ЦК в апреле 1932 года. Сталин больше не хотел делить писателей на пролетарских и непролетарских. Они все должны были служить советской власти – или исчезнуть. Рапповцев обвинили в том, что они разъединяют писателей на группы, хотя давно настало время объединяться.

Для Фадеева ликвидация РАПП была как гром с ясного неба. Он возмущенно писал секретарю ЦК Лазарю Моисеевичу Кагановичу, который ведал всеми организационными делами в партийном аппарате:

«Я должен сказать Вам, что текст извещения о ликвидации РАППа незаслуженно оскорбителен для меня, человека, уже не первый день состоящего в партии и служившего ей верой и правдой в самые трудные моменты революции.

Ведь подписанием этого текста я, в ряду других товарищей, должен признать, что по крайней мере восемь лет моей зрелой партийной жизни ушло не на то, чтобы бороться за социализм на литературном участке этой борьбы, ушло не на то, чтобы бороться за партию и ее ЦК с классовым врагом, а на какую-то групповщину и кружковщину, в которой я должен – в ряду других товарищей, боровшихся со мной плечом к плечу, расписаться всенародно на посмешище всем врагам пролетарской литературы».

Возмутились и другие видные рапповцы.

Но характер Фадеева проявился в том, что он преодолел обиду и быстро осознал, что ЦК всегда прав. Через день, 12 мая, Сталин и Каганович информировали членов политбюро:

«Ввиду того, что тт. Фадеев, Киршон, Авербах, Шолохов, Макарьев взяли свои заявления обратно и признали свою ошибку, считать вопрос исчерпанным».

В дальнейшем Александр Александрович не возмущался резкими поворотами партийной линии, а воспитал в себе умение с готовностью принимать любые указания. И вскоре принял участие в уничтожении недавних товарищей по руководству РАПП.

Максим Горький возражает