Знаменитые самоубийцы

Александр Яковлев, который в тот момент работал послом в Канаде, рассказал мне такую историю. Когда весной 1979 года канадские власти объявили персоной нон-грата и заставили покинуть страну двенадцать сотрудников КГБ, которые работали под крышей советского посольства в Оттаве, Андропов докладывал об этом на политбюро. Заканчивался его доклад предложением «укрепить посольство», то есть снять посла.

Когда Андропов это сказал, Суслов, сидевший справа от Брежнева, произнес только одну фразу:

– Товарища Яковлева не КГБ направляло послом в Канаду.

Это была защита номенклатуры и ведомственного мундира: партийные кадры – это не твоя епархия, не лезь в чужие дела. Юрий Владимирович, который боялся Суслова, побледнел, не договорил фразы и сел. Брежнев не стал продолжать обсуждение и сказал:

– Все ясно. Переходим к следующему вопросу.

Михаил Сергеевич Горбачев стал секретарем ЦК, затем членом политбюро. Но чувствовал себя неуверенно.

Профессор Вадим Печенев, помощник Черненко, рассказывал мне:

– Мы пытались изнутри какие-то вещи реформировать. Я считал, что надо отказаться от идеи строительства коммунизма и строить социализм, соответствующий тем идеалам, которые присущи русскому народу, например, стремлению к социальной справедливости. У нас был серьезный разговор с Горбачевым, который сидел тогда в кабинете Суслова. Я сказал ему, глядя в его располагающие к доверию глаза: «Надо отказаться от идеи строительства развитого социализма».

Горбачев задумчиво ответил:

– Вадим Алексеевич, мы уже отказались от построения коммунизма, сейчас мы отказываемся строить развитой социализм. Нас не поймут.

Работать с ним тогда было очень трудно, вспоминал Вадим Печенев:

– Я понимал, какие перед ним стояли личные задачи, поэтому ему мои усилия что-то изменить были безразличны. Все наши предложения он блокировал с консервативных позиций. Я этому удивлялся, не понимал, как может человек нашего поколения занимать такую консервативную позицию. Но он уже чувствовал близкую власть и не хотел делать ничего, что могло бы ему помешать.

До того момента, как Горбачев стал генеральным секретарем, он держался фантастически осторожно. А когда стал хозяином страны, то решительно отринул прошлое. И покойника Федора Давыдовича Кулакова, который открыл ему дорогу наверх, вспоминал крайне редко. А ведь Кулаков вошел в историю как человек, без которого карьера Горбачева, возможно, и не состоялась. В отличие от других героев этой книги Кулаков в реальности не покончил жизнь самоубийством, но людская молва этому не верит и продолжает считать обстоятельства его смерти более чем загадочными…

Неожиданным и скорбным завершением этой истории стало самоубийство упоминавшегося в этой главе тогдашнего первого секретаря Пензенского обкома Льва Борисовича Ермина, агронома по образованию, окончившего Азово-Черноморский сельскохозяйственный институт. Меньше чем через год после смерти Кулакова его перевели в Москву первым заместителем председателя Совета министров РСФСР. В 1985 году, при Горбачеве, Ермин возглавил республиканский агропром.

Для многих советских чиновников девяностые стали временем личной трагедии. Они остались без дела, страдали от невостребованное™. Судьба Ермина в этом смысле сложилась удачнее. Он был представителем администрации Пензенской области при российском правительстве. Выйдя на пенсию, руководил Пензенским землячеством в Москве.

Около девяти утра 9 ноября 2004 года он вышел из квартиры, открыл окно на лестничной площадке восьмого этажа и бросился вниз. Ему было 82 года. В октябре он лечился в Центральной клинической больнице – врачи обнаружили у него суицидальные наклонности. Он выписался и все равно говорил о самоубийстве. Лев Борисович страдал приступами сильнейшей головной боли, повторял: если боль не прекратится, он покончит с собой…

В одном с ним доме жили бывший председатель КГБ Владимир Крючков и родственники бывшего управляющего делами ЦК КПСС Николая Кручины. Когда-то следователи допрашивали Ермина по его делу. Но об этом в одной из следующих глав.

Глава 6

Келдыш. Двери были закрыты

Мстислав Всеволодович Келдыш пятнадцать лет был президентом Академии наук СССР. Он получил три Звезды Героя Социалистического Труда, Ленинскую и две Сталинские премии, его сделали членом ЦК КПСС и депутатом Верховного Совета. К нему с почтением относилась власть. Его уважали и любили коллеги и ученики. Весь мир знал его как выдающегося математика и блистательного организатора. Келдыш сыграл огромную роль в развитии авиации и космических исследований, в создании отечественного ракетно-ядерного оружия.

И при всей своей всенародной славе и удаче Мстислав Всеволодович – особенно на склоне лет – казался человеком мрачным, грустным и не очень счастливым. Некоторые академики даже считали его трагической фигурой. И многим кажутся загадочными и обстоятельства его ухода из жизни.