Читаем Знаменитые Скорпионы полностью

В 1949 году Жарова удостоили звания народного артиста СССР. Однако четыре года спустя умер Сталин, и для Жарова наступили сложные годы: он угодил в немилость к новым правителям. По его же собственным словам: «В годы хрущевской оттепели нас окрестили как «любимцев сталинской эпохи» и принялись изобличать: «ах вы, такие-сякие, жили не тужили, с культом не боролись, хватали ордена, лицедействовали на сценах перед Сталиным!» Я отвечал: «Да, Сталин дважды аплодировал лично мне стоя. Только и после того я в любой момент мог закончить жизнь сидя».

Как писал кинокритик М. Кушнирович: «Жаров был актером, сумевшим силой своего таланта приподнять себя над нормативными догмами тоталитарного искусства! Да, он был звездой сталинского кинематографа. Как и многие другие – талантливые и популярные. Но вот ведь какая штука: самыми популярными были тогда не те, кто наиболее отвечал плакатному типу, но те, в ком ощущалось больше стихийности, бесшабашной лихости, чисто житейской хватки и юмора – Крючков, Чирков, Алейников. И, конечно же, Жаров…»

В 50-е годы Жаров мало снимался (за все десятилетие он записал на свой счет только 6 фильмов), но зато плотно был занят на сцене Малого театра. Причем там он еще был и секретарем партийной организации (его вновь восстановили в этой должности), из-за чего нажил себе немало недоброжелателей. Одним из них был замечательный актер Борис Бабочкин (18 января 1904 года, Козерог-Кот

), легендарный Чапаев. Отметим, что с астрологической точки зрения у них была круглая гармония. И действительно, долгое время они относились друг к другу достаточно хорошо, но потом у них все разладилось. Почему? Вот что писал об этом сам Бабочкин в своем дневнике в январе 1968 года:

«На собрании свирепствовал Жаров – вождь партийной организации, почти наш театральный Сталин… Его отношение ко мне колебалось много лет между хорошим и плохим. Неприязнь началась с «Браконьеров». Он очень слабо играл в этой пьесе, которая была для меня такой счастливой. Актеры «Современника» ходили меня смотреть в обязательном порядке. Мне потом рассказывали, что Ефремов ставил им мою игру в пример глубины и стиля и т. д.

Вот этого и не мог пережить Жаров, все делал, чтоб ввести на роль Адама Телегина, а так как я болел довольно много, то и сделали все, чтоб постепенно снять «Браконьеров» с репертуара. Кроме того, мне пришлось брать у Жарова рекомендации на поездки во Францию, Венгрию и Польшу, ездил я не как турист, и Жарова корежило от всего этого. Он сделал ставку на Симонова, а сам мечтал стать директором. И он знал о моем скептическом отношении к его художественно-административной деятельности…»

Однако именно тогда, в конце 60-х, случился новый взлет славы Жарова. Он сыграл роль доброго и мудрого участкового милиционера Федора Ивановича Анискина в фильме Ивана Лукинского (13 августа 1906 года, Лев-Лошадь

) «Деревенский детектив» (1969). В этом непритязательном на первый взгляд фильме, где речь шла всего лишь о краже аккордеона у директора сельского клуба, Жаров сумел создать такой запоминающийся образ, что благодарный зритель тут же нарек его новым именем – Анискин. В итоге этого героя актер сыграет еще в двух фильмах, но уже снятых в телевизионном формате, причем им самим в качестве режиссера: «Анискин и Фантомас» (1974) и «И снова Анискин» (1978). Сам актер по этому поводу шутил: мол, начав свою звездную карьеру в кино с роли бандита и убийцы Фомки Жигана, ему суждено было закончить ее ролью милиционера Анискина.

Со второй половины 70-х Жарова все чаще подводит здоровье. Сыграв в 1978 году в последний раз своего Анискина («И снова Анискин»), он практически исчезает из поля зрения широкой общественности. Болезни преследуют его одна за другой: бронхиты, гриппы, гастрит. Некогда плотный и упитанный, Жаров вдруг сильно похудел, теперь все пиджаки буквально висели на нем. Сам актер был убежден, что у него рак. В конце 1981 года Жарова в очередной раз положили в Кремлевскую больницу. Отметим, что это был год Петуха.

Буквально до последних дней Жаров продолжал веселить больных. Близкие говорили ему: «Михаил Иванович, ложитесь в нормальную больницу, здесь не вылечат». На что он реагировал очень бурно: «Не сметь так говорить! Как вы можете не доверять врачам?!»

Но несмотря на лечение, загадочные боли в боку усиливались. В итоге перитонит у Жарова обнаружили слишком поздно… 14 декабря 1981 года он попросил свою жену: «Майечка, ты не приходи ко мне пока, все равно через пару дней домой…» Однако на следующее утро великого актера не стало.

Перейти на страницу:

Все книги серии Астрология в биографиях знаменитых людей

Знаменитые Стрельцы
Знаменитые Стрельцы

В этой книге собраны биографии самых знаменитых людей нашей эпохи, рожденных под созвездием СТРЕЛЬЦА, – больших идеалистов, жизнерадостных и великодушных, общительных и дружелюбных.Авторы – легендарный астролог России Павел Глоба и не менее известный биограф-искусствовед Федор Раззаков – объединили свои усилия, чтобы на конкретных примерах показать влияние «астрологической карты» на судьбу и характер человека. Увлекательно, с массой живописных деталей они доказывают: всё, что начертано звездами, сбывается! Вам представляется уникальная возможность это проверить, а также убедиться, как много общего у вас и кумиров, рожденных с вами под одной звездой.

Павел Глоба , Павел Павлович Глоба , Федор Ибатович Раззаков

Биографии и Мемуары / Эзотерика, эзотерическая литература / Эзотерика / Документальное

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное