Знаменитые Стрельцы

Значение имени: имя Елизавета склоняет ее обладательницу к логичности и анализу. Ее трудно назвать чрезмерно чувственной женщиной, гораздо чаще эмоции Лизы подчиняются разуму. Нередко она бывает чересчур расчетливой и прагматичной, что, впрочем, часто сглаживается ее спокойным чувством юмора. Вряд ли ее привлекут честолюбивые мечты о карьере, если они не связаны с материальным благополучием, зато уравновешенность и сила характера могут позволить ей занять какой-либо руководящий пост или же просто добиться значительных успехов в профессиональном плане.

В семейной жизни на первом месте у Лизы, скорее всего, тоже будут стоять не чувства, а достаток, мир и спокойствие. Она хорошая хозяйка, хотя нередко излишне строга не только к себе, но и к своим близким. Здесь все же нелишне ей помнить, что карьера и тихая семейная жизнь, конечно же, вовсе даже неплохо, однако настоящее счастье невозможно без полноты чувств и без умения отвлекаться от дел».

И вновь вернемся к биографии Лизы Боярской.

Она родилась в творческой семье: ее отец – Михаил Боярский (26 декабря 1949 года, Козерог-Бык) – и мама – Лариса Луппиан-Боярская (26 января 1953 года

, Водолей-Дракон) – долгие годы играли на сцене Театра имени Ленсовета. Познакомились они в «именной» для Боярского год Быка (1973) во время совместных репетиций в спектакле «Трубадур и его друзья» (Михаил играл Трубадура, Лариса – Принцессу), полюбили друг друга и стали жить гражданским браком. Официально они поженились через несколько лет – летом 1977 года. Спустя три года – 24 января 1980 года – у них родился первенец – сын Сергей (Водолей-Коза

), названный в честь отца Боярского. А через пять лет настала пора появиться на свет и героине нашего рассказа. Причем родилась она в период достаточно драматичный для ее родителей – они тогда были на грани развода. Что же произошло?

Причиной всему было тогдашнее увлечение Боярского «зеленым змием». По его же словам:

«В первый раз я выпил рюмку водки еще до школы. Батюшка мой, Сергей Александрович, любил это дело. Ну, я и попросил попробовать. А он ничтоже сумняшеся протянул мне рюмку водки. Я так думаю, чтобы отбить охоту. Однако все вышло наоборот.

В 13–14 лет я выпивал зараз по пять стаканов водки. Но пили мы тогда не потому, что хотелось, а от идиотизма…

В театре вся ночь была моя, но после спектакля до восьми утра меня лучше было не трогать. Пока разгримировались – одну рюмку приняли, спустились в буфет – другую, пошли в ресторан – третью, потом домой к кому-нибудь. Там разговоры о спектакле – творческие разговоры, хорошие, не просто черная пьянка, а скорее нормальное, благородное гусарство. Так что принимали мы каждый божий день. Я вообще не умею пить по пятьдесят-сто граммов – мне это не интересно. И потому всегда пил до тех пор, пока мог это делать. А останавливался, лишь когда больше уже не влезало. Отхлебывал я много. Три-четыре бутылки водки в день для меня были нормой. А вообще мой рекорд – четырнадцать бутылок за день!»

На почве любви к «зеленому змию» постепенно портился и характер Боярского. В нем стали проявляться худшие черты Козерога-Быка – он превратился в настоящего деспота, приверженца махрового патриархата. Знай миллионы его поклонниц, каков их кумир в быту, наверняка зареклись бы мечтать выйти за него замуж. Вспоминает Лариса Луппиан:

«Меня все считали счастливой и удачливой женщиной, никому и в голову не приходило, каково мне на самом деле. «Чего тебе еще надо? Он так много зарабатывает, такой знаменитый, красивый!» – говорили вокруг, не подозревая, что я пережила. А мне с ребенком даже уйти было некуда. Досталось и мне, и Сереже. Жили мы тогда в маленькой квартире, деньги все у Миши. Куда идти, на улицу?

Было очень тяжело. Мы с Мишей совершенно разные люди: насколько я спокойная и сдержанная, настолько он эмоциональный, резкий и даже грубый. Я испытала все – от глубокой нежности и любви до унижения, оскорбления и растаптывания моего достоинства. Очень тяжело переносила всплески его ярости по любому поводу: суп холодный, котлета не нравится, где была… Я не могла отвечать тем же, потому что это вызвало бы еще больший гнев. Молча терпела, а иначе в меня полетело бы все, что оказалось бы в тот момент под рукой: тарелки, стаканы… Отвечала письменно: после каждого скандала писала ему письмо, в котором излагала, что мне в нем не нравится, какие его упреки считаю несправедливыми, и в конце обязательно ставила какое-нибудь условие, например: если не бросишь пить – разойдемся. Утром за завтраком передавала Мише письмо. Он его молча прочитывал и продолжал спокойно есть. И все, никакой реакции!