Однако ожидаемого вопля со стороны Белых роз не последовало – по той простой причине, что они ничего не заметили. Наконец терпение Сикстена истощилось, и он послал Бенку с высочайшим письмом к Белым розам, чтобы они очнулись и поняли наконец, что произошло. Письмо было следующего толка:
– Не пойду туда ни за что на свете, – сказала сначала Ева-Лотта.
Но, поразмыслив, решила, что не может же она навсегда отказаться от Прерий: ведь другого такого места для игр не сыскать! Весной и осенью, летом и зимой Прерии оставались одинаково заманчивыми, таящими множество всяких возможностей. Если отказаться от них, так уж лучше уйти в монастырь.
– Я с вами, – объявила она после недолгой внутренней борьбы. – Лучше с этим раз и навсегда покончить, иначе я всю жизнь буду трусить.
На следующее утро Белые розы поднялись ни свет ни заря, чтобы враги не застали их врасплох во время поисков. На всякий случай Ева-Лотта никому дома не сказала, куда она отправляется. Она на цыпочках пробралась через садовую калитку и примкнула к ожидавшим её Андерсу и Калле.
Прерии оказались не такими уж страшными, как рисовала их Ева-Лотта. Здесь было мирно и тихо, как всегда. В воздухе с весёлым свистом носились ласточки – чего ж тут бояться? Усадьба выглядела почти приветливо. Она уже не производила впечатления заброшенной и необитаемой – просто люди ещё не совсем проснулись. Скоро они распахнут окна, шторы заколышутся от утреннего ветерка, комнаты наполнятся оживлёнными голосами, а из кухни послышится уютный перезвон посуды, предвещающий скорый завтрак. Действительно, бояться было абсолютно нечего.
Но когда друзья вошли внутрь, они всё-таки почувствовали, что это мёртвый дом. В углах паутина, обои порваны, окна разбиты… И никаких голосов, кроме их собственных, разумеется, не слышно.
«Белые мокрицы, бегите, в том доме поищите!» – так обратился к ним Алый вождь, и они буквально разбились в лепёшку в поисках карты. Искать пришлось долго – дом был большой, со множеством комнат и углов, – но в конце концов поиски увенчались успехом. Впрочем, Алые так и рассчитывали, ибо Сикстен на этот раз задумал хитрость, которая сулила Белым розам сокрушительное поражение.
Совершенно верно – на бумаге была нарисована карта, и не так уж трудно было сообразить, что она изображает сад почтмейстера. Вот дом, вот гараж, сарай, уборная – в общем, всё, а в одном месте – кружок и надпись: «Копайте здесь!»
– Что там ни говори, а изобретательности у Алых маловато, – заметил Андерс, проштудировав карту.
– Да, не очень-то умно, – подтвердил Калле. – Это даже ребёнок поймёт. Так пошли копать, что ли?
Да, надо было идти. Но сначала они хотели сделать кое-что ещё. Ребята не были в Прериях с той роковой среды. Тогда им не разрешил дядя Бьёрк, но сейчас их охватило какое-то нездоровое любопытство: почему бы не пойти на то место, раз уж они здесь!
– Только без меня, – заявила Ева-Лотта категорически. Уж лучше умереть, чем ещё раз пойти по той тропинке в орешнике. Но, если Андерсу и Калле охота, пусть идут, она не против. А сама останется здесь, в доме. Только чтоб они потом пришли за ней.
– Жди нас минут через десять, – сказал Калле.
И они ушли.
Оставшись одна, Ева-Лотта занялась меблировкой. В воображении она убрала и обставила мебелью весь дом и населила его большой семьёй с уймой детишек. Ведь у самой Евы-Лотты не было ни братьев, ни сестёр, а она обожала маленьких детей.
«Здесь будет столовая, – фантазировала Ева-Лотта. – Вот стол. Семья большая, всем даже тесно за столом. Кристер и Кристина подрались, и их отправляют в детскую. А Бертиль ещё маленький, сидит на высоком детском стуле. Мама его кормит. Ой, он же весь вымазался! А вот старшая сестра Лилиан. Она красавица, черноволосая и черноглазая, и вечером она устраивает бал. Здесь, в гостиной, зажгут хрустальную люстру, и Лилиан будет стоять в своём белом шёлковом платье, и глаза у неё будут сверкать».
И глаза у Евы-Лотты засверкали – это она Лилиан.
Сегодня приезжает из Упсалы[3]
старший брат Клас. Он учится там в университете. Глава семьи очень этому рад и стоит у окна, ожидая возвращения сына.Ева-Лотта важно выпятила живот: теперь она – глава семьи и стоит у окна в ожидании сына.
Постой-ка, да вон и сын показался вдали! У него очень приятная внешность, хотя он мог быть и немного помоложе.