Читаем Знамя полностью

— Ну, если ничего не выходит, пан Даржбуян, — кричит почтальон, сбегая с холма, — значит, я вас еще годик подожду!

У Матея, когда он раскладывает на столе письма и открытки с картинками, от радости блестят глаза.

— Ну-ка погляди, какая география, а?

Смотрю — верно. Одно письмо из Москвы, другое — из Херсона, Третье — из Ростова-на-Дону, четвертое — из Караганды.

— Видишь, ребята не забывают. К новому году каждый раз получаю по открыточке. Из Москвы — это от Василия, теперь он инженер-механик. Из Херсона — это Алешка-музыкант, а вот это, третье, из Ростова, — от Толи, токаря. А это пишет мой любимец Митя, парень тоже наш — шахтерская косточка. Караганда, дружище! Да знаешь ли ты вообще-то, где такой город находится? Это, брат, настоящая Азия. Из Караганды на Выстрков прямая линия! Я даже на почте об этом узнавал: во всей округе я один-единственный получаю почту из Азии.

Мамаша Даржбуянова подкрадывается на цыпочках от плиты к столу, чтобы хоть одним глазком взглянуть на письма из таких далеких мест.

— Ты только погляди, горюшко ты мое! Смотри, вот и тебя тоже поздравляют! — тычет Матей пальцем в письмо, написанное беглым почерком, который трудно разобрать. Я не могу понять его, не может, наверно, и Матей, но он твердо знает, что ребята не могли забыть мамашу, Варвару Осиповну, если пишут Матвею Антоновичу!

Барушка Даржбуянова прижимает письма к груди, как самый лучший подарок, и ее добрые, ясные, как у юной девушки, глаза вдруг наполняются слезами.

— А, чтоб тебе неладно было, матушка, что ты нюни-то распустила? Ты плясать должна от радости, а не «бу-бу-бу» бормотать, словно поп на амвоне! Побереги слезы до той поры, когда меня понесут под дерновую крышу, чтоб бабы тебя не осудили!

На столе лежат еще четыре письма. Я стараюсь издали разглядеть текст… Честное слово, они написаны по-немецки! Матей рассматривает почтовые штемпели и подписи:

— Ага, Нольтше — это Вилли из Берлина. А вот это прислал Килльмайер из Нейстерлица, мясник. В прошлом году он прислал мне свою фотографию, снялся вместе с женой, такой толстухой, как и полагается жене мясника. Она собственноручно приписала: «Besten Dank!»[7] Да. А это от венца-плотника Шлехофера. Пришлось ему горя хлебнуть! Еще в прошлом году он писал, что сидит без работы: в Вене нигде не устроишься. А это пишет четвертый — Карл Кратшмер, тоже берлинец. Он подал весточку о себе в первый раз только в прошлом году. И знаешь, что он мне написал? Я, говорит, тоже теперь научился уму-разуму, Herr Darschbujan![8] Это потому, что он теперь работает смазчиком на паровозе у Вилли, и тот его, должно быть, наставил на путь истинный.

Я не могу удержаться от любопытства:

— Матей, что за знакомства?

— Эти? — смеется Матей, сгребая все письма в одну пруду. — Все это в целом — одно знакомство. Да, человек с человеком всегда сойдется!

Что Матей знался с советскими партизанами, мне известно давно. Он получил от них даже «декрет» за верное сотрудничество. «Декрет» висит вон там, в рамочке над постелью. Но Нольтше, Килльмайер, Шлехофер и Кратшмер? Это были гитлеровские солдаты?

— Да, было такое дело, — утвердительно кивает Матей. — Только тогда нацисты все время кого-нибудь переучивали. Ну, а этих я переучил.

* * *

В этот последний день 1944 года на Выстркове было мирно, как будто не было никакой войны. Как будто истекающий кровью, тяжело раненный хищник при последнем издыхании забился в глубокую берлогу. У Даржбуянов тайком зарезали свинью. Матей засучил рукава и сечкой рубил мясо на фарш, кухня благоухала наваристым свиным супом. В светлице было много гостей: Василий, Алеша, Толя, Митя и еще человека четыре чехов. Они медленно оттаивали, согреваясь в тепле и возбуждаясь от товарищеской беседы. У них в землянках, сырых и промерзших, было невозможно создать такое прекрасное новогоднее настроение, как это умел сделать их старый друг — помощник и связной — Матей. Они вспоминали далекую родину, разоренную войной. И уверенно и смело они думали о будущем, которое в решительном бою принесет победу. Уже стоит за дверью год победы, на польской Висле его приветствуют салюты советской артиллерии. И прежде чем на сережки орешника, растущего над партизанскими землянками, опустится первая пчелка, загремят колеса советских пушек на подступах к Берлину, к берлоге «зверя». забота о собственной судьбе отступает перед такими праздничными мыслями.

— Возьмем Берлин! — уверенно говорят Василий и Толя, Алеша и Митя, хотя смерть подстерегает их на партизанских тропах даже не каждый день, а ежесекундно.

— И Прагу, дружище, вырвем из когтей Гитлера! — взволнованно воскликнул Войта Ломоз. — Я тогда наверняка спячу от радости!

— Да, золотую Прагу освободим![9] — решительно кивает Василий.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница
Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Творчество пяти писателей, представленное в настоящем томе, замечательно не только тем, что венчает собой внушительную цепь величайших вершин румынского литературного пейзажа второй половины XIX века, но и тем, что все дальнейшее развитие этой литературы, вплоть до наших дней, зиждется на стихах, повестях, рассказах, и пьесах этих авторов, читаемых и сегодня не только в Румынии, но и в других странах. Перевод с румынского В. Луговского, В. Шора, И. Шафаренко, Вс. Рождественского, Н. Подгоричани, Ю. Валич, Г. Семенова, В. Шефнера, А. Сендыка, М. Зенкевича, Н. Вержейской, В. Левика, И. Гуровой, А. Ахматовой, Г. Вайнберга, Н. Энтелиса, Р. Морана, Ю. Кожевникова, А. Глобы, А. Штейнберга, А. Арго, М. Павловой, В. Корчагина, С. Шервинского, А. Эфрон, Н. Стефановича, Эм. Александровой, И. Миримского, Ю. Нейман, Г. Перова, М. Петровых, Н. Чуковского, Ю. Александрова, А. Гатова, Л. Мартынова, М. Талова, Б. Лейтина, В. Дынник, К. Ваншенкина, В. Инбер, А. Голембы, C. Липкина, Е. Аксельрод, А. Ревича, И. Константиновского, Р. Рубиной, Я. Штернберга, Е. Покрамович, М. Малобродской, А. Корчагина, Д. Самойлова. Составление, вступительная статья и примечания А. Садецкого. В том включены репродукции картин крупнейших румынских художников второй половины XIX — начала XX века.

Анатолий Геннадьевич Сендык , Владимир Ефимович Шор , Джордже Кошбук , Инесса Яковлевна Шафаренко , Ион Лука Караджале

Поэзия / Стихи и поэзия
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Александр Абрамович Крылов , Александр В. Крюков , Алексей Данилович Илличевский , Николай Михайлович Коншин , Петр Александрович Плетнев

Поэзия / Стихи и поэзия