Знамя химеры

Барона Глока посчитали мелкой фигурой, и он избежал плахи, его даже оставили на службе, но в один прекрасный день он не выдержал. Если раньше городская стража поддерживала порядок и выслеживала преступников, то теперь занималась только поисками мифических заговорщиков. Плюнув на три десятка лет службы, капитан Глок швырнул в лицо эльфийского наместника прошение о своей отставке и ушел.

Отставка вылилась в продолжительное пьянство. Глок был противен сам себе, но не переставал пить, стараясь хотя бы крепким вином заполнить пустоту в душе. День за днем было множество таверн, куча разговорчивых собутыльников и море вина.

Этот день прошел как обычно. То есть, ВЕРОЯТНО, как обычно. Справедливости ради надо сказать, что Глок совершенно не помнил, как начался этот день и сколько он выпил. Было много вина и какие-то смутные тени, были пьяные песни в обнимку с такими же пьяными рожами; наконец он забылся сном прямо за столом, уставленным пустыми бутылками.

В пьяном забытьи ему пригрезился чей-то разговор. Один голос был странно знакомым, но Глок знал: его хозяин давно мертв. Остатки сознания отметили, что его тело подняли из-за стола и куда-то понесли, он хотел воспротивиться, но сил не хватило даже на то, чтобы разлепить глаза. До него донесся возмущенный возглас трактирщика и чей-то грубый ответ, потом его подняли по каким-то ступенькам и бросили на постель, где он и заснул.

Его пробуждение было сложно назвать приятным: во рту было сухо, голова и тело болели так, словно его использовали вместо бревна тарана. Переборов боль и головокружение, Глок осмотрелся. Он находился в небогато обставленной, но чистой комнатке таверны. Его одежда была вычищена и аккуратно сложена на грубом трехногом табурете рядом с постелью. Через небольшое окошко пробивались лучи солнца, освещая его ночное пристанище.

Внимание Глока привлек скрип распахнувшейся двери, в нее вошла закутанная в плащ фигура в скрывающей лицо маске. Даже замутненное похмельем сознание Глока отметило, что под плащом пришельца скрывается кольчуга. Незнакомец плотно закрыл дверь и задвинул засов, после чего повернулся к нему и снял с лица маску.

— Допился! — прошептал Глок, глядя в открывшееся лицо. — Уже начали мертвецы мерещиться.

Он огляделся по сторонам в поисках спасительной бутылки вина. Между тем посетитель встал около его постели.

— Выглядишь хуже некуда, Глок, — усмехнулся он столь знакомым голосом.

— Это сон, просто дурной сон… — пробормотал барон, закрывая глаза.

В реальность его вернули несколько довольно сильных пощечин.

— В твоих снах тебя часто бьют? Кстати, тебе ничего не напоминает эта картина? Вспомни: три или четыре года назад ты уже был в этой комнатушке, только на постели пьяно храпели два других тела.

— Это правда вы, мой принц? — Дрожащими руками Глок вцепился в руку внезапно воскресшего повелителя, боясь, что от его прикосновений наваждение исчезнет.

— Еще пару раз врезать тебе по морде, чтобы ты убедился? — спросил Леклис. — Приведи себя в порядок, капитан, у нас с тобой много работы.

Лицо принца исказила жестокая ухмылка, больше похожая на оскал рассерженного волка.

* * *

— Вы изменились, мой принц, — сказал Глок, опустив взгляд.

Раньше он всегда смотрел мне в глаза, впрочем, в последнее время мало кто был в состоянии выдержать мой прямой взгляд.

— В какую сторону? — спросил я, разглядывая капитана.

За прошедшие несколько часов Глок успел привести себя в полный порядок. Исчез замызганный пьянчужка с трясущимися руками и отсутствующим взглядом. И вернулся тот Глок, что когда-то учил меня правильно держаться за меч и вытаскивал меня из вонючих кабаков Старого города.

— Не знаю, принц. — Он снова настороженно посмотрел на меня. — Вы уже не тот беззаботный юноша, любимчик судьбы, которого я когда-то знал.

— Тот юноша уже несколько раз умер, Глок, — прошептал я, откинув с лица непослушную прядь волос. — Он умирал на том проклятом поле, чуя запах крови, слыша истошные крики и вопли умирающих, видя своих друзей, сваленных в кучу, словно падаль. Он умер, пробитый стрелами на Арене казней, под веселый гомон жаждущей крови толпы. Был затравлен, словно дикий зверь, в Потерянной долине. Он был замучен в пыточных застенках, истек кровью на каждой из трех стен Железного холма. От него осталась только эта пустая оболочка с душой, выжженной ненавистью.

— Нельзя жить одной ненавистью, — покачал головой старый вояка.

— Ты не первый мне это говоришь.

Раздался осторожный стук в дверь. Я поспешно надел на лицо маску и накинул на голову капюшон. Стук повторился, но на этот раз стучали громче и настойчивей.

— Войдите! — громко произнес я, машинально положив руку на эфес Химеры.

Дверь отворилась, в комнату вошел высокий незнакомец, на вид я бы не дал ему и тридцати. Лицо вошедшего, в котором были заметны характерные эльфийские и человеческие черты, было бледным, словно у вампира, но в узких щелочках глаз не было заметно красноты, столь свойственной представителям Анклава.