Знамя над рейхстагом

С командирами батальонов ему повезло — один лучше другого. Бравый майор Алексей Твердохлеб, капитаны Яков Логвиненко и Василий Давыдов — все они отличились под Шнайдемюлем, прекрасно дрались в Померании. А Давыдов еще и при Заозерной отлично зарекомендовал себя, и через Латвию прошел молодцом.

С Зинченко мы уже почти год воюем вместе. И как вырос за это время Федор Матвеевич — старейший в дивизии командир полка и по возрасту, и по сроку офицерской службы! Он стал настоящим мастером общевойскового боя опытным, тактически мудрым. Умеет он прислушаться к совету подчиненных, к мнениям и доводам командиров приданных и поддерживающих частей, учесть все разумные предложения. В полку его за глаза уважительно называют «батей». Здесь очень популярен его любимый завет: «Прежде чем подумать о себе, подумай о товарище, о соседе. Тогда и тебя не оставят в беде».

На батальонах у него тоже крепкие ребята: капитаны Иван Клименков, Петр Боев и Степан Неустроев. Проходили они и через огонь, и через воду и наскоро залечивали свои раны. Словом, это те битые осколками и пулями парни, за каждого из которых двух небитых дают…

Из этих размышлений меня вывел Семен Никифорович Переверткин, вошедший в большую комнату господского дома, где к вечеру остановилась оперативная группа.

— Завтра, Василий Митрофанович, переходите в первый эшелон, — сказал он. — Не взыщи, обстановка требует.

— Чем скорее, тем лучше, товарищ генерал. Войну кончать надо.

— Ну вот и хорошо. Смотри сюда. — И, достав из планшетки карту, Семен Никифорович повел по ней острым карандашом: — Наступать будете на населенный пункт Прётцель. Задача дня — овладеть Прётцелем. А там дальше и до Берлина рукой подать. Кольцевое шоссе, за ним — пригородные кварталы…

Ночью мы продолжили марш и к утру вышли в первый эшелон. Наступать дивизии пришлось в довольно широкой полосе, выбивая небольшие неприятельские группы из фольварков и поселков. Продвигались мы хоть и не быстро, но безостановочно. Сильного сопротивления не встречали. Больше всего времени отнимала ликвидация мелких подразделений противника, просочившихся через боевые порядки и оказавшихся у нас в тылу.

В этот день, 20 апреля, артиллерия 79-го корпуса первой открыла огонь непосредственно по окраинам Берлина. Политработники, агитаторы быстро разнесли эту весть по ротам. И она словно бы всех подхлестнула. Стремительным броском головные подразделения вышли к Прётцелю. Бой за него был коротким. Создавалось впечатление, что немцы не надеются удержать нас на этих рубежах и отходят к столице, чтобы там влиться в ряды оборонявших ее войск.

В Прётцель мы вступили уже в темноте. Запомнилось мне Здание школы, где расположился наш наблюдательный пункт, погруженные во мрак улицы, узкие лучики затемненных автомобильных фар, скрип подвод, тихая ругань повозочных…

Поутру прибыл офицер из штаба корпуса. Он привез карту с нанесенной на ней задачей: перерезать кольцевую автомобильную дорогу, опоясывающую Большой Берлин, и занять северо-восточный пригород столицы — Каров.

Полки перешли кольцевую магистраль. И здесь противнику не удалось остановить или хотя бы надолго задержать нас. Стрелковые батальоны при поддержке артиллерии и танков быстро выбили гитлеровцев из прилегавших к автостраде рощ.

Очутившись на бетонке, я залюбовался широченной серой лентой, терявшейся вдали среди нежно-зеленых зарослей. Кривизна кольца тут почти не ощущалась. На полотне местами виднелись свежие выбоины от осколков снарядов и мин. И все-таки дорога не выглядела разбитой, изуродованной. Шероховатая, ровная поверхность ее манила, рождая представление о больших скоростях, о тугом встречном ветре.

— А ну-ка, Лопарев, давай с ветерком!

Очень уж велик был соблазн прокатиться по берлинской «кольцовке». К тому же и повод был: посмотреть, что творится в тылах дивизии. Но не проехали и полкилометра, как из кювета появился наш солдат и замахал рукой. Завизжали тормоза. «Виллис» остановился.

— Товарищ генерал! Нельзя дальше. Там немцев полно по кустам. Стреляют.

Мы поехали назад и, достигнув перекрестной дороги, свернули вправо, вслед за наступавшими полками.

Вскоре машина въезжала в Каров. Наконец-то мы вступили в пригород неприятельской столицы! Правда, ощущения того, что мы очутились в пределах крупнейшего города Европы, не было. Все выглядело так, как в десятках немецких городков, которые мы прошли. Только вот листва на деревьях теперь уже распустилась вовсю.

Каров утопал в белоснежной кипени садов. За стенами цветущих деревьев виднелись красивые двухэтажные домики с островерхими крышами. Следов разрушений почти не было заметно, хотя в нескольких кварталах от нас шла ожесточенная перестрелка. Хлестали автоматные очереди, сотрясали воздух резкие разрывы мин, снарядов, фаустпатронов.