Читаем Знамя над рейхстагом полностью

От Плеходанова я узнал, что контратака немцев отбита с большими для них потерями. Приказал ему в 18 часов ввести в рейхстаг вторые эшелоны. То же самое велел сделать и Зинченко. К тому времени 207-я дивизия должна была атаковать Кроль-оперу. Это обещало несколько отвлечь от нас внимание противника и тем самым создать выгодные условия для продолжения штурма.

Переверткин запросил:

— Как обстановка? Где Знамя?

— Знамя в роте Сьянова. В самом здании идет бой. Готовлю артналет и штурм рейхстага главными силами.

Напряжение, кажется, немного спало. Теперь можно было хоть на минутку выключиться из обстановки. Я пересел на диванчик и прикрыл глаза.

Резко хлопнула дверь. Я поднял голову и замер от изумления. У дверей стояли два старых немецких генерала, словно перенесенные сюда с картинки иллюстрированного журнала. Сзади в полумраке виднелись фигуры разведчиков.

Увидев меня, генералы вдруг картинно опустились на одно колено и приложили руку к сердцу. Невнятно произнесли они фразу, которую я перевел примерно так: «Немецкие генералы преклоняют колени перед русским генералом».

Зрелище было неправдоподобно манерным, а униженный вид стариков вызывал брезгливое чувство.

— Встаньте, господа, — поднялся я с дивана. — Прошу садиться.

Они послушно подошли к столу и сели.

— Разрешите курить, господин генерал?

— Курите. Курбатов…

Анатолий Георгиевич положил на стол пачку немецких сигарет.

— Что вы думаете о положении в Берлине? — спросил я их.

— Берлин нами, очевидно, потерян окончательно, — чопорно ответил один из генералов.

Оба немца оказались медиками. Старшему из них — генерал-лейтенанту было 67 лет, другому, генерал-майору — 63. В их ведении находилось медицинское обслуживание руководящей верхушки вермахта. Один из них был пленен бойцами Греченкова в домике-архиве. Другого взяли в подземном госпитале, который, оказывается, располагался к северо-западу от рейхстага. Над землей он возвышался в виде низкого бетонного прямоугольника.

В чисто военном отношении генералы не были эрудитами, но зато им было многое известно относительно подвалов, находящихся под рейхстагом. Они подтвердили, что подвалы действительно существуют, что помещения там заняты гарнизоном, насчитывающим полторы или две тысячи человек. Это были важные для нас сведения.

Узнав все это, я закончил разговор, трудный как для них, так и для меня, — я плохо владел немецким, они вовсе не знали русского. Пообещав генералам, что им будет сохранена жизнь, я приказал отправить их в штаб корпуса.

Времени было около шестнадцати часов.

— Есть связь с рейхстагом? — запросил я Зинченко.

— Нет, пока наладить никак не удается, — последовал ответ.

Тогда я позвонил Плеходанову, К телефону подошел его заместитель по политчасти майор Евгений Сергеевич Субботин.

— Связь с рейхстагом имеете? — задал я ему тот же вопрос.

— Нет, товарищ генерал.

— Тогда вот что, Субботин. Красное полотнище перед рейхстагом видишь? Следи за ним неотрывно. Если сорвут — докладывай немедленно.

Пока это был единственный способ узнать, держатся наши в рейхстаге или нет. Ведь если они будут смяты, раздавлены, противник, несомненно, захватит и флаг.

Но они не были ни смяты, ни раздавлены. И это, пожалуй, удивительнее всего — как гитлеровцы, обладая чуть ли не десятикратным превосходством в силах, не смогли уничтожить в общем-то небольшую горстку — ворвавшихся в рейхстаг бойцов. Видно, у фашистов, сидевших в подземелье, не хватало уже ни твердости духа, ни самоотверженности, чтобы, невзирая на потери, на гибель сотен солдат (без этого не могло обойтись!), вырваться наверх и одолеть наших за счет простого численного перевеса. Поступи они так, весь дальнейший ход штурма, вероятно, сложился бы иначе.

Но нет, этого не случилось. Рота Сьянова, очистив вестибюль, захватила три или четыре комнаты слева от входа. В одной из них устроил НП батальона вошедший в рейхстаг вместе с ротой Кузьма Гусев.

Коридор был бесконечен, комнат в нем — не счесть, и поэтому пробиваться вдоль него к северной оконечности здания не имело смысла. И Гусев приказал, во-первых, блокировать лестницу, ведущую куда-то вниз (это и был вход в подземелье), и, во-вторых, продвигаться вперед, прямо от входа, где, как оказалось, был огромный овальный зал тысячи на полторы человек.

Греченкову же и разведчикам Сорокина, находившимся в правом крыле, не оставалось ничего иного, как пробиваться по коридору к центру здания. И той и другой группам пришлось вести жестокий бой, в котором были пущены в ход и автоматы, и пулеметы, и гранаты, и фаустпатроны. То тут, то там возникали рукопашные схватки. В столь сложной, поистине драматической ситуации разведчики сумели установить на здании рейхстага красный флаг.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное