Знание-сила, 1997 № 03 (837)

Напомним (продолжают Гроцингер и Кнолль), что в то время, то есть 250 миллионов лет назад, все земные континенты представляли собой единый супер континент, а все нынешние земные океаны — единый суперокеан, который вонзался в эту суперсушу узкими и мелководными заливами-мор ям и. Именно эти мелководные и хорошо прогреваемые моря как раз и были заповедниками тогдашней биологической жизни, в том числе фитопланктона. Планктон этот непрестанно высасывал из атмосферы углекислый газ, использовал его для своих биологических потребностей, а, умирая, уносил его с собой на дно океана. Это происходит и в нынешнюю эпоху с той, однако, разницей, что сегодня существует гигантский антарктический ледовый континент, который охлаждает прибрежную воду и заставляет ее опускаться в глубины океана, а согревшуюся из глубин, напротив, подниматься. Это благодетельное действие Антарктики приводит к постепенному перемешиванию океанских вод, но когда этого не было — а в пермский период континентальных льдов не было нигде — океан бы не перемешивался и за миллионы лет его глубины окончательно превратились бы в застойные и зловонные сточные воды, битком набитые мириадами мертвых планктонных частиц с их углекислогазовым содержимым. Не так ли?

Увлекаемые логикой этих рассуждений, мы согласно качаем головой, и приободренные Кнолль и Гроцингер продолжают: таким образом, наш диагноз происшедшего, как мы уже сказали,— острое несварение океанского желудка. Страдающему человеку в таких случаях порой помогает сода. На помощь океану пришел другой механизм. Поскольку углекислый газ, которым планктон накачивал океанские глубины, в свою очередь выкачивался из атмосферы, то последняя постепенно очищалась от этого газа и тем самым освобождалась от его «парникового эффекта». По мере исчезновения такого эффекта климат становился все холоднее и холоднее, пока Земля, наконец, не вступила в очередной ледниковый период. На ней появились континентальные льды, и в какой-то момент охлажденные ими поверхностные воды впервые стали опускаться в глубины суперокеана, а вода из этих глубин начала подниматься к .поверхности. Действие этой конвекции как раз и было подобно действию соды на забитый желудок: океан издал раблезиански чудовищную отрыжку, вместе с которой исторг наружу накопившийся в нем за миллионы лет углекислый запах мертвого планктона. Океану стало легче, но для земной жизни это имело трагические последствия.

Легко представить себе, со вздохом заключают авторы, обводя взглядом мертвую равнину, каким было воздействие этой углекислой отрыжки на мелководные заповедники земной жизни. Эти мелководья были попросту отравлены и погублены на корню. Те живые существа, у которых скорость обмена веществ с окружающей средой была достаточно высока и которые поэтому худо-бедно успевали выводить из организма излишние количества углекислоты, еще кое-как выжили, хотя и среди них потери достигли почти пятидесяти процентов. Но те, у которых метаболизм происходил медленно, например кораллы и некоторые виды планктона, погибли почти целиком.

Такова вкратце гипотеза Кнолля — Гроцингера, и надо сказать, теперь уже вполне серьезно, что она сразу же объяснила некоторые и ранее известные науке факты, не получавшие объяснения в «вулканической гипотезе» Ренне. Так, например, нарисованная Кноллем и Гроцингером картина различной реакции организмов с разным метаболизмом на океанскую «отрыжку» хорошо согласуется с тем, что известно науке о несходных масштабах гибели различных биологических видов в ходе пермско-триасовой катастрофы. Анализ изотопного состава неорганических карбонатов (с которых началась вся цепь рассуждений) показал, что их происхождение скорее всего действительно связано с ростом концентрации углерода в застойных глубоких водах. И, наконец, совсем недавно геологи обнаружили следы доселе неизвестного оледенения, имевшего место как раз в конце пермского периода. В то же время и у этой гипотезы есть свой камень преткновения, причем тот же, что у «вулканической гипотезы» Ренне: ей еще предстоит объяснить обнаруженный Хенком Вишером факт исчезновения земной растительности за миллионы лет до апогея самой пермско-триасовой катастрофы.

Тем не менее наличие сразу трех подозреваемых в этой ужасной истории — пангейского суперматерика, миллионолетнего вулканического извержения и гигантской океанской «отрыжки» — все-таки обнадеживает. Ведь как ни повернись дело, а уж один-то из них наверняка окажется искомым преступником (если, конечно, не отыщется неожиданный четвертый).