Знание-сила, 1998 № 01 (847)

Кстати, не удалось вполне покончить и с проклятым наследием прошлого: в обеих странах вновь начался рост смертности от инфекционных заболеваний. Только во Франции это в основном СПИД, а у нас — туберкулез, болезнь бедных (кажется, главный ее рассадник сегодня — тюрьмы, разносчики — бомжи и беженцы).

В одном из последних номеров журнала «Социс» доктор экономических наук С. Ермаков привел такие данные: по средней продолжительности жизни мы занимаем отнюдь не почетное сто тридцать третье — сто тридцать четвертое место для мужчин (59 лет) и девяностое — сотое для женщин (72 года). Наши соседи в списке государств мира, ранжированном по средней продолжительности жизни, — Индонезия, Пакистан, Индия, Намибия (мужчины в этих странах живут в среднем 58— 61 год), а также Парагвай, Таиланд, Колумбия, Марокко (женщины здесь доживают до 71—73 лет). Нас опережают такие страны, как Египет, Вьетнам, Турция, Бразилия, Перу, Ирак, Малайзия и Иордания, Аргентина и Венесуэла Судя по всему, встреча с Европой откладывается...

На самом деле, в нашем образе жизни причудливо переплетаются привычки и представления, характерные как для богатых стран (уровень образования, санитарно- гигиенические условия, жилье), так и для развивающихся (культура быта, ценность здоровья, отношение к себе и близким). Что будет определять нашу жизнь завтра, зависит теперь не только и даже не столько от политики правительства и государства в целом, сколько...

Догадайтесь сами.

Ольга Балла

Свое чужое

Античность перед лицом сегодняшнего сознания

• Аза Алибековна Тахо-Годи

Одна из вечных тем — природа образа чужого мира, как этот образ живет внутри нашего собственного мира. Тем более что есть такое «чужое», которое и чужим-то назвать трудно, настолько оно существенно для «своего», принадлежит к самым его основам. Для европейской культуры таким неотъемлемо своим — чужим стала культура античная, греко-латинская.

На протяжении веков она «работала» как система ориентиров, точек отсчета в толще европейской культурной жизни. Так было, по крайней мере, начиная с эпохи Возрождения. Средневековое забвение античности тоже, кстати, не следовало бы переоценивать: у средних веков была своя, растворенная в их плоти память об этом мире. Они помнили его всем множеством живых следов и продолжений. Чего стоит хотя бы одна латынь — язык европейского средневековья, впитавший едва ли не в каждое слово память о мире Рима! Вместе с Возрождением (а Возрождение-то было именно античности!) началось ее сознательное воспоминание, помещение в число первостепенных ценностей. И одновременно с этим неизбежно — безудержное домысливание. Думая, что осмысляет и восстанавливает античность, европейская культура, на самом деле, создавала себя, отходя от античности все дальше. Из идеализаций и домысливаний античного мира выросли целые художественные стили, целые языки говорения о мире в разных своих вариантах, по сути дела, общие для всех стран и областей европейского культурного круга.

• Джакомо Балла.

«Развивающиеся линии + динамические последовательности»

Память о греках и латинянах, знание которых веками принадлежало к самому существу европейской грамотности, некоторое общее их понимание издавна были среди важнейших сил, связующих Европу в реальное культурное целое. Быть европейцем означало — далеко не в последнюю очередь — определять себя по отношению к совокупности изначальных образцов поведения, которые воплощены в памятниках античной культуры. Не случайно ориентация на античное наследие как основу образования — настоящая, сознательная — началась у нас вместе с самим образованием европейского типа: с Петра, с началом усилий войти в европейское культурное, политическое, смысловое сообщество, овладеть языком европейского существования.

С тех пор и в той мере, в какой нам это удалось, мы — европейцы. И значит, не только можем говорить с Европой на одном языке, но и обречены разделять европейскую судьбу: в нас работают силы европейской судьбы.

В той же мере, в какой это удалось нам плохо или не удалось новее, мы глухи и косноязычны (как бывает при недоусвоении любого языка, любой системы смыслов). И обречены на недосущестнование, недоосуществленность в том культурном мире, на языке которого взялись говорить и жить.

Я сознательно не задаюсь вопросом: где у нас при этом свое — свой культурный мир, свой язык осуществления, своя судьба? Разговор об этом завел бы нас непозволительно далеко.

Речь идет сейчас об античности и ее наследии в нашей культуре.