Знание-сила, 2000 № 03 (873)

Вторая важнейшая причина — это социальные и культурные процессы, происходящие в России, как и во всем развитом или хотя бы «относительно развитом» мире, и делающие Россию неспособной вести войны, требующие напряжения всех сил и предполагающие большие людские потери (во всяком случае, если это не оборонительные войны). Маленькая рождаемость увеличивает ценность человеческой жизни, и матери единственного ребенка готовы на все, чтобы не подвергать его жизнь опасности. Кроме того, городской парень, привыкший к относительному комфорту, не способен спокойно выдерживать тяготы и лишения «традиционной» войны. США научились вести войны нового типа, как в Косово, где превосходство в вооружении привело к тому, что они выиграли войну, не потеряв ни одного солдата. Но Россия — не США, а Чечня — не Косово, где США противостоял (если такое слово здесь вообще применимо) не вооруженный народ, а регулярная сербская армия.

Третья причина специфически российская: полное отсутствие мотивов, которые могли бы побудить людей честно и добросовестно воевать. «Зашита конституционного строя» — лозунг, который никого вдохновить не мог. «Величие и целостность России» — так же, ибо после того как российская власть сама распустила СССР, завоевание Чечни — несомненно, значительно более чуждой для России страны, чем, например, вытолкнутая в независимость Белоруссия, выглядело абсурдом. К этому надо прибавить предельную коррумпированность российской верхушки, в том числе и армейской, о которой солдаты и рядовые офицеры не могли не знать и которая, естественно, не вдохновляла их на воинские подвиги и самопожертвование.

Отсюда — всеобщее нежелание рисковать жизнями (то есть попросту говоря — трусость, ибо трусость, как и храбрость, — явления в громадной мере, если не прежде всего, социальные и идеологические), компенсирующееся жестокостью. Никакое превосходство в технике и численности не могло восполнить моральную слабость.

Подкладка победы — поражение

Фантастическая победа в войне естественно перешла в колоссальное поражение Чечни в мире.

В результате войны чеченцы не получили ничего, кроме разоренной и измученной страны. Международного признания они не добились и в ближайший исторический период не добьются. Экономическое положение и жизнь простых людей здесь — ужасны и беспросветны.

Трудное положение послевоенной Чечни в громадной степени не зависит от чеченцев. Любой народ, переживший такую войну, долго и мучительно восстанавливал бы свое хозяйство и боролся с разгулом преступности. Но очень многое в печальном положении послевоенной Чечни объясняется действием именно тех факторов, которые привели чеченцев к военной победе.

Прежде всего — это то же самое чеченское «вольнолюбие». Во время войны чеченцы героически изображали правильно организованное государство и армию — со своими президентом, вице-президентами, генштабом и командующими фронтами. Но как только война кончилась, чеченский анархизм вновь вышел наружу, усугубленный естественными последствиями революции и войны, вынесший на поверхность и сделавший политической элитой социальные слои и социальные типы, способные воевать и побеждать, но очень мало соответствующие задаче построения нормального дееспособного государства. Большевики относительно легко справились со своими «полевыми командирами» — во-первых, потому что они имели дело с народом с совершенно иной, чем чеченская, психологией, способным к страшному бунту, но в целом привыкшим повиноваться власти, и во-вторых, потому что опирались на мощную тоталитарную идеологию и идеологическую организацию. Масхадов имеет дело с народом, привыкшим воспринимать государство как чуждую и враждебную силу, и не имеет тоталитарной идеологии и партии. Помешать Басаеву совершать «газават» Масхадов практически не может. Убить его? Но для чеченца вообще не так просто убить чеченца, а здесь речь идет не просто о чеченце, а о герое войны, живой легенде, и кроме того, смерти Басаев не боится. Арестовать? Но это то же самое, убить даже проще. А приказам он просто не подчиняется.

Малокультурная (будем называть вещи своими именами), очень плохо понимающая, как устроен нечеченский мир, и не знающая, как решать грандиозные задачи, стоящие перед ней, современная чеченская политическая элита мечется. И чувствуя, что построение нормального правового демократического государства никак не получается, она судорожно ищет какой-нибудь сильной, тоталитарной идеологии. Проекты выдвигаются самые экзотические, вроде чисто подросткового чеченского фашизма. Но главное направление поисков — ислам и шариат. Если сотрудников госбезопасности чеченец может послать куда подальше, то может, он будет испытывать религиозный пиетет перед сотрудником «шариатской безопасности»?

Но и этот путь — крайне труден. Ислам в Чечне — далеко не монолит. Здесь много соперничающих суфийских вирдов. Интерпретации шариату даются самые разные, а на горизонте маячит опасность проникающего сюда фундаментализма и саудовского ваххабизма.