Знание-сила, 2000 № 11 (881)

Впрочем, и мировоззренческое значение самих кризисов проанализировано глубоко и нетривиально. Кризисы понимаются авторами как необходимое условие эволюции в природе и обществе, как события, которые только и делают возможной структурную перестройку системы. Это относится и к экономическим кризисам, к которым мы наименее склонны относиться философски и которые совсем не склонны анализировать с финалистских позиций, то есть как процессы, подобные природным в том смысле, что они детерминированы конечным состоянием, а не начальными условиями. «Если зарождение кризиса определяется физическим и моральным устареванием техники, то выход из него подготавливается заранее фактором, имеющим идеальную природу. Научные открытия, идеи могут возникнуть как угодно давно, но если во второй половине предшествующего цикла они оказываются доведенными до состояния технологических разработок, то во время кризиса имеют шанс получить массовое признание, применение на практике и послужить восстановлению экономического равновесия. Здесь очевидна аналогия с общественно значимыми идеями, способными организовать массы в период пассионарного толчка, открывающего новый цикл этногенеза (с. 115)».

Разумеется, специалисты могут задним числом объяснить крах нью- йоркской биржи в 1929 году и все, что за ним последовало, сугубо экономическими причинами, да и часто ли возникают в науке и в жизни ситуации, когда что-то не удается объяснить задним числом? Иногда такие объяснения бывают ошибочными, но, как правило, они просто не являются единственно возможными. Дело вовсе не в том, что нам более не следует доверять тому, что написано о Великом кризисе в серьезных монографиях и хороших учебниках, а в том, что, образно говоря, на этом месте что-то должно было случиться, и более адекватная экономическая политика могла бы просто смягчить удар, но избежать длительной депрессии не сумели бы ни Кейнс, ни Хайск.

Методологической основой этой грандиозной по замыслу работы служит представление о единстве эволюционных процессов в природе и обществе. «Неравномерный, импульсивный характер развития жизни на земле, как и развития человеческой культуры, позволяет предполагать, что оба явления относятся к классу систем, изучаемых синергетикой. Для сложных эволюционирующих систем разной природы оказывается типичным после длительного спокойного периода развития переход к режиму с обострением… Вполне возможно, что всплески формообразования живых организмов в вендекембрии, силуре, перми, олигоцене и четвертичном периоде могут изучаться как фазы обострения эволюционного процесса.

Так же как верхнепалеолитическая, неолитическая, бронзовая, античная и новейшая (научно-техническая) революция человеческой истории (с. 100)».

Две конкретные разработки позволили блестяше реализовать этот подход. Первая – построение филогенетического дерева для явлений культуры по аналогии с классическими представлениями эволюционной биологии. Явления культуры эта смелая гипотеза наделяет способностью к саморазвитию в направлении возрастания сложности и разнообразия, что позволяет организовать наши знания об их эволюции теми же способами, какие мы применяем для представления эволюции живого.

Вторая – сопоставление темпов видообразования в природе и культуре, результаты которого представлены на интереснейшем графике (с. 100). Идея состоит в том, что анализ эволюции техники и предметов быта может дать ключ к реконструкции биологической эволюции, прежде всего событий, предшествовавших возникновению новых видов, ввиду структурного сходства этих процессов. «Пожар привлекает всеобщее внимание, когда огонь уже пылает вовсю. И все-таки сохраненные человеческой историей факты гораздо полнее освещают эти предкризисные моменты, что может бросить отраженный свет и на события биологической истории (с. 87)». При этом в биологическую эволюцию вводится Творец, но можно сказать, перефразируя Лапласа, что он – лишь нужная нам гипотеза. Наука при этом сохраняет полную автономию от религии, а каждый ученый – полную свободу религиозных или атеистических убеждений.

Миф об устойчивом развитии

Занимающий в монографии видное место анализ экологических кризисов представляет особый интерес. Он ценен уже хотя бы убедительным развенчанием чрезвычайно модной и совершенно бессодержательной идеи устойчивого развития, чье триумфальное шествие по всему миру стало возможным только в условиях крайнего ослабления научной критики и потому может рассматриваться практически как официальное подтверждение глубокого общественного пренебрежения к научной истине.