Знание-сила, 2003 № 08 (914)

По теории Ньютона, сила гравитации распространяется мгновенно, а по теории Эйнштейна — со скоростью света. «Однако до настоящего времени, — подчеркнул Сергей Копейкин, — никто не измерил этот показатель». Российский астроном М. Прохоров из ГАИШ так прокомментировал разницу между этими воззрениями: «Если бы Солнце мгновенно исчезло, то, по ньютоновской теории, Земля в тот же миг покинула бы свою орбиту, а, согласно общей теории относительности Эйнштейна, около восьми минут в ее движении не происходило бы никаких изменений».

У Копейкина и Фомалона все получилось почти по Эйнштейну. Скорость гравитации оказалась примерно равной 0,95 скорости света. «Главной нашей целью было доказать, что эта скорость ограничена и не превышает, например, скорость света более чем в два раза, но мы достигли даже лучшего результата, чем ожидали», — признался Эд Фомалон.

Впрочем, ряд ученых не согласны с интерпретацией результатов данного эксперимента. По их мнению, Копейкин и Фомалон при выбранном ими методе не могли измерять скорость гравитации. Так, японский физик Хидэки Асада считает, что ученые, сами того не подозревая, измерили скорость света, а не гравитации. Что ж, исследования, очевидно, продолжатся.

После вернисажа

Валерия Шубина

Фрагмент триумфального шествия

Некоторые размышления после телевизионной передачи

Оформлено стаффажами В. Бреля

Показывая свои работы, Виктор Брель любит выглядеть им под стать. Можно назвать это «подурачиться», а можно — задать тон, обозначить условность момента. Например, он не остановится перед тем, чтобы надеть на себя лихой головной убор с витыми рогами... Впрочем, версий иронической самооценки может быть много — от самой банальной до самой неожиданной. С одинаковым успехом эти версии могут олицетворять и Пигмалион, и Коппелиус, и папа Карло. Но если вспомнить, что в позднее Средневековье похожий головной убор красовался на персонах, которым по замыслу художника полагалось искушать святых, то можно назвать жест Виктора Бреля данью мистериям.

Так и сейчас перед телекамерой «Артпанорамы» оба — и ведущий Борис Жутовский, и представляемый автор Виктор Брель — нахлобучили на себя видавшие вилы шлемы, как бы околпачили себя ими и предложили маленький театр своего разговора.

Оба напоминали шутников, которые на минутку решили сделаться детьми. Понятно, речь шла о юморе. Но так, чтобы предлагаемые работы говорили за себя сами и создавали ощущение затейности происходящего. Просится слово « карнавал ьность», но для него в зрелище не хватало какого-нибудь атласного носка крошечной ножки или краешка веера, или чего-то другого в том же роде. Потому карнавальность остается за кадром.

Если развивать тему рогов, то есть самоиронии, то она далеко заведет. В конечной точке видится фольклорный источник, на подступах к нему — Иванушки-дурачки, скоморохи, шуты гороховые... Замечательный Панург Рабле — из той же породы. Если обратиться к теме затерянных предметов и лабиринтов, из которых Виктор Брель составляет свои композиции, то она приведет к эксцентрике, расфокусированию пафосного образа, еще недавно значимого.

Потом шлемы сняли, и то, что было серьезного, начало обнаруживать себя в словах самого автора. Свой жанр Виктор Брель определяет как стаффаж, поясняя, что это деталь в пейзаже, нечто на заднем плане. Ну, может быть, не знаю... Наверное, это то, что в театре называется характерная роль, в литературе — второе, не главное лицо, которое Герцен назвал «эксцентрической жизнью». Этот же умный и ставший ныне непопулярным автор заметил, что «эксцентрическая жизнь» может дать больше отгадок и вопросов, чем любой герой романа. Лучше не скажешь. Дело не в названии. Если стаффажу и суждено вырваться из традиции, то разве когда пейзажем будет сам Брель. Но Брель не похож на пейзаж, хотя рельеф его внешности очень затейлив и колоритен, а личность равнинна и широка для обозрения. Трудно уловить в этом феномене ведущую ноту. Наверно, она — в братском духе по отношению к жизни и к людям, в некоторой графичности поведения.