Не только теплый, дышащий, еще немного сонный после духовки пирог с мясом, не только истекающая золотистым соком, уютная жареная курятина, но даже простая сосиска — причем как раз общепитовская, серая, измученная, съеденная в дыме и гаме какой-нибудь пельменной (... остались ли сейчас такие?) — ничуть не меньше способна волновать, быть путем к высоким смыслам, способом почувствовать сильную, крупную гармонию мироздания, чем, допустим, наспех, в трясущейся электричке прочитанное и навсегда в нас оставшееся стихотворение Мандельштама. О правильно просоленной, хорошо провяленной вобле я уж и не говорю. Совершенно ясно, что она — точно в той же мере сама интенсивность жизни, что и разговоры под нее и сопутствующее ей пиво. Все это — звуки языка бытия, застигающие нас врасплох и наверняка. Это — его прямая речь к нам. А мы ей внемлем всей собственной цельностью, ибо еда — одна из тех благословенных областей бытия, где разум с чувством образуют редкостное единство, до, наверное, неразличимости.
Подобные веши хорошо чувствовал и не раз об этом высказывался Вас. Вас. Розанов, у которого вообще было большое чутье на достоверное в этом мире сомнительностей. Самое, наверное, знаменитое его высказывание на сей счет, которое цитируется едва ли не по любому поводу, как только речь зайдет о неразрешимости проклятых мировоззренческих проблем, это когда он в ответ на вопрос, что делать, советовал: если лето — ягоды собирать и варенье варить, а если зима, то пить чай с этим вареньем. В самом деле, естественные структуры бытия подсказывают естественные же пути их устроения. Поэтому ничуть не удивительно, когда человек, опустошенный неудачами, усталый и злой от бесплодности всего, в каком-то очень позднем часу ночи, не смущаясь тем, что завтра сдавать срочную работу, а за окном уже светает, оставляет компьютер, идет на кухню, залезает в холодильник, достает оттуда все то же варенье, намазывает его на хлеб или отрезает кусок благословенно-холодной, бодрой докторской колбасы, принимается жевать — и немедленно чувствует, что жизнь определенно стала налаживаться и вообще в ней есть островки надежности, достовернейших безусловностей, что бы там ни происходило за окном и в так называемой душе. Их можно потрогать губами, за них можно языком, зубами, пищеводом, а вслед за тем и всем существом ухватиться в любом хаосе — и удержаться.
Во всем мире
Излишние занятия бегом, то бишь легкой атлетикой, оглупляют. Человека? По крайней мере, мышей. Это экспериментально доказал американский биолог Джастин Родс. В его опытах мыши подолгу и, главное, по своей воле бегавшие в колесе, имели явные проблемы с памятью в отличие от тех зверьков, что не любили усердствовать и перегружать себя упражнениями. Специально для этого эксперимента ученый вывел мышей, особенно охочих до бега. Некоторые из них пробегали за ночь более 20 километров, ну прямо как футболисты в «предсезонку». После сорока дней тренировок Родс сравнил память обычных мышей и мышей-спортсменок, заставив их побегать в лабиринте. Столкнувшись с необычной задачей, выходившей за рамки привычных для них «километр, еще один, еще», мышата растерялись. Выход из лабиринта они искали гораздо дольше нетренированных сородичей. Самое любопытное, что у мышей-бегуний наблюдался усиленный рост клеток в области гиппокампа, то есть глупыми их совсем не назовешь. Однако за время своих занятий они привыкли думать только о беге и ни о чем другом. Их умственная деятельность свелась лишь к стремлению ловко переставлять лапки и безоглядно мчаться вперед.
В любое время года в магазинах и киосках нас ждут цветы. Что в этом удивительного? Их поливают, они цветут. В теплицах жарко, светло, и бутоны, само собой, распускаются. Само собой? Многое выясняется лишь сейчас. Цветение — процесс расточительный, требует много энергии, поэтому цвести нужно вто время, когда есть шанс принести плоды. В наших широтах многие растения ориентируются на длину светового дня. Если день прибавляется, значит зиме конец. Но как растения мерят время?
В поисках ответа на этот вопрос немецкий ботаник Георг Купланд, изучая резуховидку Таля (Arabidopsis thaliana), выявил ряд генов, без которых не быть букету в вазе любимой девушки. Один из них — так называемый ген Constans. По его команде синтезируется особый протеин; происходит это не сразу, а лишь через 12 часов после начала светового дня. Если сумерки наступят раньше, то протеин сразу после синтеза начнет разрушаться и цветок не распустится. Если на улице все еще светло, то молекула протеина остается стабильной. В таком случае активность проявляет другой ген — ЕТ, от которого и зависит появление цветка.