Знание-сила, 2004 № 12 (930)

Пока же продолжаются открытия в мире кварков. Полтора года назад были обнаружены пентакварки — особые частииы, состоящие из пяти кварков. Их существование не противоречит Стандартной модели мироздания, используемой физиками на протяжении десятилетий. Лишь в 1997 году российские и немецкие теоретики рассчитали, как должна выглядеть система из пяти кварков, а в 2003 голу сразу четыре группы физиков, в том числе сотрудники российского Института теоретической и экспериментальной физики, открыли пентакварки, но премии им придется ждать долго. Сейчас Нобелевские премии присуждают обычно за работы, сделанные десятилетия назад.

Премия в области физиологии и медицины также была присуждена за работу, выполненную еще в 1991 году Именно тогда американские исследователи Ричард Аксель и Линда Бак открыли принцип действия обонятельных рецепторов и описали обонятельную систему мыши.

Долгое время ученые считали обоняние низким, животным чувством. Его роль недооценивалась. В самом деле, благодаря зрению человек получает 90 процентов информации об окружающем мире, благодаря слуху — 8 процентов, а обонянию — всего 1,5 — 2 процента.

Однако, когда в 1980-е годы ученые попытались создать генетическую теорию обоняния, их поджидала неудача. Успех пришел лишь к Ричарду Акселю и Линде Бак. И тогда открылась необычная картина...

Оказалось, что в организме мыши за работу обонятельных рецепторов отвечают около тысячи генов. Все эти рецепторы действуют независимо друг от друга, реагируя каждый на свой химический раздражитель. Попав в носоглотку, молекулы различных вешеств достигают рецепторов. Те распознают свои участки на той или иной "молекуле запаха" и посылают в мозг соответствующие сигналы. И лишь мозг объединяет части послания в единое сообщение. В распознавании одного запаха мшуг участвовать до тысячи нейронов.

Прежде считалось, что в носу имеются "специализированные" нейроны, каждый из которых распознает свой особый запах. Но это не давало ответа на многие вопросы: к примеру, как удается распознавать новые, не существовавшие в природе запахи?

Последнее относится прежде всего к человеку. Многие редкостные, придуманные парфюмерами ароматы косметики были бы недоступны нам, если бы наши органы обоняния оказались устроены иначе, чем у мыши. Мы различаем, кстати, как и мышь, примерно 10 тысяч запахов. Много это или мало? Судите сами! По оценкам ученых, существует около 400 тысяч различных ароматов. Большая часть из них — это, так сказать, "инфра-" и "ультраароматы"; они лежат за пределами нашего восприятия. Но и те — немногие — запахи, что мы способны уловить, играют важную роль в нашей жизни. Они воздействуют на наши эмоции и воспоминания, на самочувствие и способность к концентрации. Словно "серый кардинал", обоняние руководит нашими чувствами и поведением. В нашем организме тоже имеется множество генов, отвечающих за работу обоняния; их больше, нежели генов, управляющих другими физиологическими функциями.

"Хотя от применения в клинических целях эти работы весьма далеки, — сказал в интервью "Известиям" директор Медико-генетического центра Российской академии медицинских наук академик РАМН Евгений Гинтер, — новые лауреаты достойны высокой оценки, потому что раскрыли генетическую основу физиологического процесса, в котором прежде было много непонятного. Это наука в своем классическом виде".

Адреса в Интернете

Физика элементарных частиц: kworkquark.desy.de

Обоняние: www.cf.ac.uk/biosi/staff/jacob/teaching/sensoiy/olfactl.html

Интеллектуальная лирика

Ольга Балла

Жизнь, возведенная в степень

Книжная ярмарка как экзистенциальный опыт

...Надо было бы горько вздыхать. Или ворчать. На худой конец —иронизировать. Слишком много оснований было и для того, и для другого, и для третьего. Семнадцатая Московская международная книжная ярмарка на ВВЦ началась в страшный день I сентября, одновременно с бесланскими событиями. Когда мы наконец выбрались на ярмарку, трагическая их развязка только что наступила, и воспринимать происходящее (не только в выставочных павильонах — вообще!) иначе, чем на фоне бесланского ужаса, было никак невозможно. Наворачивались на язык слова о пире во время чумы.

В метро было непривычно, не по- московскому пусто. У ворот ВВЦ стоял ненужный, нелепый громадный плакат про несостоявшийся День города с заклеенными слепыми строчками: "Отменено", "Отменено". На территорию самого ВВЦ пускали, как на аэродром какой-нибудь, через металлоискатели, просили вывернуть сумки и рюкзаки. С межлавильонных аллей Большого Торжища убрали, опасаясь взрывов, все торговые киоски.

Но странно: стоило едва приблизиться к толпе у входа в выставочные павильоны (Господи, сколько народищу! И не боятся ведь! А газеты писали, будто в этот раз из-за терактов посетителей гораздо меньше, — ничего себе меньше!..) — тревога и тоска словно пропали. Или отступили на задний план. Книги, да еще в изобилии, обладают странным свойством создавать безусловное, очень убедительное чувство полноты и осмысленности жизни.