Знание-сила, 2005 № 11 (941)

Начнем с того, что грехопадение, если можно так выразиться, российской культурной элиты произошло намного раньше — после поражения в декабре 1825 года одного из самых интеллектуально одаренных ее поколений, пушкинского, и предательства самого сокровенного из его заветов. П.Я. Чаадаев так описал это предательство: «Новые учителя хотят водворить на русской почве новый моральный строй, нимало нс догадываясь, что, обособляясь от европейских народов морально, мы тем самым обособляемся от них политически и раз будет порвана наша братская связь с великой семьей европейской, ни один из этих народов не протянет нам руки в минуту опасности».

За немногими исключениями именно это и сделала русская культурная элита после 1825 года: она морально обособилась от Европы. Одна ее часть, славянофильская, дошла до утверждения, что Россия есть особая, противостоящая Европе цивилизация и ценности ее поэтому принципиально не европейские. Другая, западническая, согласилась со славянофилами, по крайней мере, в том, что происхождение русской политической традиции действительно азиатское, деспотическое — и гегемония государства над обществом задана самой историей страны. В результате Россия, как и предсказывал Чаадаев, оказалась отрезанной от главного русла либеральной политической культуры, лишив себя тем самым способности к политической модернизации.

С этого момента ее культурная элита отказалась от собственной стратегии — и по отношению к власти, и по отношению к Европе. Она так и не сумела обрести такую стратегию ни до 1917, ни после 1991 года. Думаю, именно оттуда — ее сегодняшнее бессилие.

Но почему и после трагедии 1917 года Россия снова — по второму кругу — забрела в тот же неевропейский исторический тупик, выйти из которого без новой катастрофы оказалось невозможно? И, чтоеще актуальнее, почему и нынче готова она пойти все тем же путем — по третьему кругу?

Задумаемся, откуда этот исторический «маятник», два страшных взмаха которого вдребезги разнесли сначала белую державу царей, а затем и ее красную наследницу?

Не правда ли, здесь - монументальная, чтоб не сказать судьбоносная, загадка?

Загадку эту одни объясняют двумя обстоятельствами — климатом и расстояниями. «Приполярный характер климата: на обогрев жилищ и обогрев тела (еда, одежда, обувь) мы тратим гораздо больше, чем европеец, — пишет профессор В.Г. Сироткин. У того русской зимы нет, зато на 80 процентов территории Франции и 50 процентов Германии растет виноград. Добавим к этому, что 70 процентов территории России — это вариант «Аляски», [где] пахотные культивированные земли занимают всего 13—15 процентов (в Голландии, например, культивированных земель, даже если на них растут тюльпаны, — 95 процентов)». Та же история с расстояниями: «второе базовое отличие от Европы — то, что там 10 километров, в Европейской России — 100, а в Сибири и все 300». Иначе говоря, география — это судьба.

Концовка к русской народной сказке «Сестрица Аленушка и братец Иванушка». 1902

Федотов предложил и выход из этого заколдованного круга. «Вполне мыслима, — писал он, — новая национальная схема». Только нужно для этого заново «изучать историю России, любовно вглядываться в ее черты, вырывать в ее земле закопанные клады».

Все вроде бы верно. Опушена лишь малость. Россия в дополнение ко всему сказанному еще и богатейшая страна планеты. И черноземы у нее сказочные, и пшеница лучшая в мире, и лесов больше, чем у Бразилии, Индии и Китая, вместе взятых, и недра — от нефти и газа до золота и алмазов — несказанно богаты. Сравнить ли ее с Японией, недра которой вообще пусты? Или с Израилем, где при вековом господстве арабов были одни солончаки да пустыни? Но ведь ни Японии, ни Израилю не помешала неблагодарная гешрафия обзавестись гарантиями от произвола власти. При всех климатических и прочих отличиях от Европы умудрились они как-то стать в известном смысле Европой. Так может, не в винограде и не в тюльпанах дело?

И вообще популярный миф, будто холодный климат мешает России конкурировать на равных с соперницами, к которым география благосклонна, относится скорее к доиндустриальной эре, ко временам Монтескье. В современном мире северные страны более чем конкурентоспособны. Сравните, допустим, утонувшую в снегах Норвегию (ВВП на душу населения 37, 200 долларов) с солнечной Аргентиной (7, 170). И даже ледяная Исландия (27,410) намного перегнала жаркий Ливан (4,700). А сравнивать, скажем, холодную Швецию (23,750) с горячей Малайзией (3,890) и вовсе не имеет смысла.