Сознание натуралиста фиксирует только объект исследования, сосредоточено только на нем, только его замечает и видит — и в этом, по-видимому, величайшая простота и сила натуралистического подхода, его бесспорное практическое преимущество. Оно видит вместо сложнейших структур мыследеятельности только два морфологических фокуса ее — объект и субъект, их оно различает и разделяет, между ними проводит границу, стягивает все "мыследеятельное" к ним одним, а затем полагает между ними отношение, или связь особого рода — познавательно-исследовательскую.
Подобное представление сложилось в результате философского осмысления научно-исследовательской работы в XVII — XVIII веках — рефлексии в большей мере прожективной и спекулятивной, нежели ретроспективной и исследовательской. Оно затем было заимствовано широким кругом естествоиспытателей и закреплено традицией. Так "объект" оказался "вынутым" из систем мыследеятельности и знаний и был противопоставлен "субъекту" в качестве самостоятельной реальной сущности, существующей в мире природы.
И хотя такое представление было совершенно очевидным переупрощением реального положения дел, оно позволило сознанию натуралиста сосредоточиться на "объекте" и начать анализировать его с помоoью специальных процедур. Но после того как такая форма понимания и знаний была задана, мы уже в любых условиях, априорно, как это показывал И. Кант, начинали видеть то, что знали. Мы начинали видеть объект со всеми теми характеристиками, которые мы приписали материалу природы в нашей мыследеятельности, и все эти характеристики мы приписывали отнюдь не мыследеятельности, а именно объекту природы как таковому.
Образно говоря, реально мы как бы "наклеивали" наши знания на материал природы и таким образом порождали объекты рассмотрения. Пока это не сделано, объектов просто нет. А если нет объектов, то не может быть и натуралистического подхода в изучении их. Натуралистический подход в исследовании возможна лишь при условии, что мы уже знаем, хотя бы в общих чертах, как устроен объект анализа, где проходят его границы и какими методами его можно исследовать.
Естественные науки, разворачивавшиеся на базе натуралистического подхода, стали возможны лишь после того, как Фр. Бэкон, Г. Галилей, Р. Декарт и другие, опираясь на огромную методологическую и философскую работу своих предшественников — математиков, логиков и метафизиков, — построили общие представления о природе и возможных способах существования объектов природы. И после того как их последователи в XVII — XIX веках создали еще целый ряд более конкретных представлений о разных типах объектов природы, соответствующих разным естественно-научным категориям, — субстанции, процессы, взаимодействия, вещи, поля, множества частиц и т.п. С начала XVII века, вот уже около четырехсот лет, мы продолжали эксплуатировать эти базовые представления и строили на них, одно за другим, разные научные предметы. Если брать науку саму по себе, изолированно от развития инженерии, техники и производства, то эту работу можно продолжать бесконечно, создавая все новые и новые натуралистически организованные научные предметы.
Но за это время кардинально изменился характер самой общественной практики, и все это перестало соответствовать тем проблемам и задачам, которые практика порождает и творит. Она сложилась и оформилась как многосторонняя и комплексная, порождающая такое содержание, которое никак уже не может быть выражено в представлениях о традиционных натуральных объектах. И мы, следовательно, попадаем в социокультурную ситуацию, напоминающую ту, в которой начинали свою работу философы, методологи, математики и физики XVII века: мы должны создать принципиально новые онтологические представления о мире деятельности и мышления и таким образом заложить основания для развития системы мыследеятельностных наук. Это связано с целым рядом изменений в структуре и формах организации нашего мышления, которые подготавливались исторически и происходили в особенно явной и заметной форме в последние три столетия.
Наряду со схемами и моделями объектов появились и постепенно распространялись схемы мышления, деятельности и мыслсдсятсльности как таковых. К середине XX века оформилась установка на создание наук о мышлении и деятельности. Потенциально она несет в себе новую научно-техническую революцию.
В последние 100 лет становились все более значимыми, а после первой мировой войны стали господствующими организация и управление, особенно в областях, где развертывалась полипрофессиональная, полипредметная работа, которая нуждалась в комплексной и системной организации. Соответственно, центр переносился со схем объектов мыследействия на схемы и модели самих мышлений, деятельности как таковых. Оформилась особая методологическая сфера, которая складывается как бы над наукой, захватывает и подчиняет ее себе и становится новой исторической формой "всеобщего" мышления, замыкающего на время рамки нашего мира.