Знание-сила, 2006 № 03 (945)

В конце же 70-х годов Николай Николаевич (он был тогда директором ОИЯИ) предложил параллельное моими занятиями в Лаборатории теоретической физики поработать ученым секретарем Института. Я, надо сказать, не сразу согласился. Было жалко отодвигать некоторые замыслы — время не растянешь... Было понятно, что и ритм, и режим дня изменятся. На одном из национальных праздников —тогда это было традицией научной Дубны, а я как председатель совета молодых ученых иногда приглашался на такие мероприятия — поделился своими сомнениями с Михаилом Григорьевичем Мещеряковым. Он, как ни странно, отреагировал совершенно однозначно: "Настоящий мужчина должен за свою жизнь несколько раз очень круто поменять свою судьбу. И если он на новом месте добьется чего-то — очень хорошо. Вы не сомневайтесь — это хорошее поприще, помогать Николаю Николаевичу!". Под впечатлением этого разговора на следующее же утро я согласился и потом довольно долго работал ученым секретарем с Николаем Николаевичем, а затем в 1988 году меня избрали вице-директором Института, а в марте 2005-го — директором.

Слава Богу, удалось, во-первых, не совсем забросить науку. Во-вторых, — а может быть, стоит это по значимости поменять местами, — работая ученым секретарем, довелось общаться, взаимодействовать со всеми людьми, которые определили сегодняшнее лицо Дубны. Это действительно очень яркие люди, причем каждый по-своему. Не было похожих друг на друга. Все разные и все, безусловно, очень самобытные, и сравнивать их невозможно. По наивности я спрашивал иногда Боголюбова: "Николай Николаевич, а кто больше сделал в науке, тот или этот?" Он отвечал: "Алексей Норайрович, множество таких ученых — неупорядочиваемое множество. Их нельзя пронумеровать". Это действительно так. Сейчас особенно ясно понимаю, насколько он был прав...

В каком-то смысле знакомство с Николаем Николаевичем и многие годы работы с ним, общение с такими гигантами, как Г. Н. Флеров, А.М. Баддин. И.М. Франк, Д.И. Блохинцев, В.П. Джелепов. Б.М. Понтекорво, М. Г. Мещеряков и вся эта плеяда, — это, конечно, тоже подарок судьбы. И хотя они уже покинули этот мир, все равно по тому или иному вопросу мысленно советуюсь с ними...

Одно из знаменательных явлений — то, что научная Дубна была основана людьми, исключительно преданными науке, с очень высоким научным авторитетом. И эти принципы продолжаются в нас, в их последователях, в самом укладе, в обстановке... Самое главное — сохранить эти традиции. И правильно адаптировать их к реалиям, как говорят, нашей сегодняшней жизни.

Это было очень непросто в конце прошлого столетия, когда институт возглавил Владимир Георгиевич Кадышевский — выдающийся ученый и организатор науки. Именно на него и его соратников легла огромная ответственность за институт в тяжелые времена, когда произошел распад СССР и социалистического содружества. В этих условиях институт не только выжил, но и динамично развивался. Интерес к науке, который сплачивал людей, оказался сильнее, чем политические силы, объединявшие государства. Многие структуры, например, СЭВ и Варшавский договор, уже не существуют, а институт живет и развивается.

Л каковы эти сегодняшние реалии, и как они соотносятся с прежними вехами?

Конечно, тогда жизнь была совсем другая, она кажется издали, наверное, более благополучной, более спокойной. Действительно, некая детерминированность, какая-то определенность во всем была. Каждый человек знал: если он будет выкладываться на работе — это гарантирует ему какую- то совокупность житейских благ, определенное продвижение по службе... Когда получит квартиру, когда повышение зарплаты. "Детерминированность" — это, может быть, спокойнее, лучше, но тем не менее проблемы и тогда тоже были и, надо сказать, очень похожие на сегодняшние, когда мы говорим о реформировании или модернизации в сфере науки.

Еще раз убедился, что и тогда было стремление способствовать "омоложению" института. Это слово надо в кавычки взять — МГ (Мещеряков — Е. М.) остроумно замечал: "Вам меня омолодить не удастся!" Но тем не менее привлекать молодежь в институт — самое важное. И — концентрировать усилия на главных, в том числе прикладных направлениях. Другое дело, что мы из-за научной рутины забываем иногда об этом в борьбе за хлеб насущный. Но эти задачи всегда были актуальными, потому что всегда денег не хватало. Я помню, что типичный бюджет тех времен, 70-80-х, был порядка 40 миллионов переводных рублей. И мы все думали: вот подняться бы нам "над" этим бюджетом, мы могли бы новые классные установки построить. Но это всегда было трудно, хотя приходилось доказывать право на жизнь раз в пять лет. Принималась пятилетка, финансирование было стабильным, и речь шла в основном о реализации планов.