Знание-сила, 2007 № 11 (965)

Работу психотерапевта мы обычно представляем себе извне, как сторонние наблюдатели со своими неизбежными предрассудками. С ними мы не всегда расстаемся, даже оказываясь в кресле пациента. Но как видит свою работу человек в кресле напротив — психотерапевт-профессионал? Как он себя чувствует в этом качестве? Так ли уж все для него ясно? Что за трудности он испытывает с нами? Что вообще привело его в это кресло и заставило выполнять странную функцию коррекции чужих душ?

С целью это разузнать наши корреспонденты обратились к весьма искушенному психотерапевту, кандидату психологических наук Александру Сосланду, чей опыт практического консультирования составляет двадцать лет. Сосланд — доцент факультета психологического консультирования Московского городского психолого-педагогического университета, старший научный сотрудник Русской антропологической школы при РГГУ, автор книги «Фундаментальная структура психотерапевтического метода, или Как создать свою школу в психотерапии» (М., 1999), а также и наш автор, опубликовавший в «Знание — силе» статьи «Влечение к новизне: Теория и практика» (№ 8 / 2006) и «О подражании Фрейду» (№ 12 / 2006).

— Александр Иосифович, что Вас привело в психотерапию?

— Один из мотивов выбора состоял в том, что в детстве я сам побывал пациентом. Я сильно заикался; со мной работало много специалистов, и мне понравилось, что и как они делают. Был и философский мотив: мне всегда хотелось понять, что кроется за внешними проявлениями человеческой натуры.

По первому образованию я врач, закончил 2-й московский мединститут. Отдельной психиатрической специализации там нет. Идешь или в хирургию, или в терапию, и лишь после института приобретаешь психотерапевтическую специальность, выбирая или интернатуру — год обучения, или клиническую ординатуру — два года. Я пошел в ординатуру и приобрел специальность психиатра-психотерапевта.

Психиатр — врач, который занимается душевными болезнями. Он шесть лет учится в медицинском вузе; науки, которые он изучает, почти не имеют отношения к психотерапии. Психолог в течение пяти лет обучается на психологическом факультете любого вуза, и то, чему учится он, к психотерапии имеет прямое отношение. Психотерапевтом же становишься, уже будучи врачом или психологом: по факту второго образования. Это — отдельная специальность.

Психотерапевту необходимо самопознание, собственный клиентский опыт, работа под супервизией[* Под контролем более опытного специалиста. — Прим. ред.] и теория. К психиатрии это не относится. Самопознание вообще в ней не играет никакой роли.

Если у психиатра хорошее психотерапевтическое образование, он сможет работать и как хороший терапевт.

Техники работы психиатра и психотерапевта могут быть и одинаковыми, и разными — зависит от конкретных случаев. Традиционно психиатры чаще всего использовали психофармакологию. Но при любых душевных болезнях одной фармакологии недостаточно: даже в самых тяжелых случаях надо сочетать ее с психотерапией. Сейчас это исправляется.

— А как провести границу между душевным расстройством и болезнью? Как понять, когда следует применять психотерапию, а когда — психиатрию?

— Главный критерий — контроль над собой, возможность отвечать за свои действия, тестирование реальности. Если человек бредит, и бредовая реальность вытесняет «естественную» — одной психотерапией не обойтись: нужна психофармакология или даже госпитализация. То же при серьезных обманах восприятия — галлюцинациях.

Александр Сосланд

— К какому направлению в психологии Вы себя относите?

— Раньше психотерапевты всегда спрашивали друг у друга: «К какой школе Вы принадлежите?» Теперь это не так актуально: большинство не придерживаются жестко одного направления, а практикуют сразу несколько приемов из разных школ. К таковым отношу себя и я. Но если говорить о предпочтениях — это экзистенциализм и глубинная психология.

Экзистенциалистский подход — поиск жизненного смысла. Например, если человек пережил серьезное событие (смерть близких, еще что-то в этом роде), переломившее его жизнь, и не знает, как жить дальше. Случается, и весьма состоятельные, абсолютно благополучные люди чувствуют себя потерянными за пределами офиса и жалуются на пустоту: все приелось, все скучно... Кризисы жизненного смысла часты в преклонном возрасте: жизнь прожита, дети пристроены, — казалось бы, теперь только и наслаждаться отдыхом. Человек всего достиг, но потерял себя. Надо помочь ему обрести смысл — чтобы он мог не просто занять себя, но отдаваться чему-то с душой. В таких случаях главное — разобраться в системе ценностей.