Зодчие

При осмотре каменоломен Бажен поступал проще: всех непокорных и недовольных загоняли поглубже в карьеры, где их стерегли десятники с бичами. Наверху Ордынцева встречали приказчики с верными холуями. По их рассказам, все шло хорошо.

А если Сеня выказывал намерение спуститься в каменоломню, Пущин решительно восставал против этого.

– Ты высокого порождения человек, – заявлял он, сурово хмуря брови и топорща огромную бороду, – не нам, смердам, чета. Упаси бог, несчастье: как я за тебя перед батюшкой отвечу?

– Выпусти ломщиков, я с ними поговорю.

– Нет, и не проси. Они урок не выполнят – кто будет повинен? Да на что тебе они? Вот ломщики – расспрашивай!

Сеня вернулся в Москву, не разузнав ничего. А безобразий творилось много. Целовальники, сговорившись с боярскими и княжескими тиунами, требовали на работу зажиточных мужиков. Те откупались, предпочитая потерять деньги, чем здоровье. Повинность перекладывалась на бедноту, у которой не было и алтына задобрить начальство. Мужики шли в лес или на каменные ломки, а их жалкое хозяйство приходило в упадок.

Поставщики грабили царскую казну, представляли ложные счета. Если нельзя было означить преувеличенную цену, то преувеличивали количество сданного материала, а приемщики подтверждали это, прельщенные поминками. И хоть строгие царские указы грозили рубить руки за воровство, но это не устрашало лихоимцев.

Вернувшись в Москву, Сеня доложил отцу, что все благополучно, работные люди не жалуются, работы идут полным ходом.

Потом с воодушевлением стал рассказывать о замечательных охотах и рыбных ловлях, которые устраивал ему предупредительный Бажен.

Федор Григорьевич покачал головой:

– Где молоденькому петушку перехитрить старую лису!

Из всех целовальников заслужил доверие Ордынцева только Нечай, назначенный на должность по представлению Голована.

Грамотный и честный мужик возбудил недовольство прочих целовальников: в его счетах цены на купленное были ниже, чем у других.

Ордынцев предлагал Нечаю:

– Хочешь, выпрошу у царя позволение поставить тебя старшим целовальником заместо Бажена?

Нечай низко кланялся:

– Где нам лаптем шти хлебать!

– Ты не прибедняйся.

– Спаси бог за ласку, боярин. Мне и теперя опасно ходить. А тогда всё припомнят: и шутовской колпак, и как я на площадях пляс заводил…

– Ну, приневоливать не буду…

Помощником у Нечая работал молчаливый, сосредоточенный Демид. Этот тоже исполнял дело на совесть: вгрызался в неисправных поставщиков так, что те и жизни были не рады.

– Таких бы мне подручных… – вздыхал Ордынцев.

Несмотря на лихоимство приказчиков и притеснения рабочего люда, строительство шло полным ходом.

Срубленный лес вывозили по снегу: летом не под силу было управляться с огромными бревнами на кочковатых болотистых дорогах. Зима углаживала пути, выстилала их белым пухом. Мужики, поеживаясь от холода, бежали за санями. Лесные материалы сваливались на берегах рек. Там пильщики без роздыха махали руками, выгоняя из кряжей брусья, доски, тёс…

Весной все это сплавлялось в Москву.

День и ночь скрипели по дорогам обозы с кирпичом, камнем, известняком.

Москвичи, толпясь вокруг забора, окружавшего постройку, заглядывали в щели, глазели в открытые ворота и удивлялись потоку подвод, из месяца в месяц привозивших на Пожар строительные материалы.

Немало требовалось и съестных припасов для массы рабочего люда. Можно бы закупать припасы в Москве, но тут они стоили много дороже. Славилась изобилием продовольствия Вологда: туда и отправлял Ордынцев закупщиков. Из Вологды везли соль, хлеб, соленую рыбу, зимой – замороженные говяжьи туши. На Украину окольничий посылал за подсолнечным маслом и крупами.

У Федора Григорьевича намерения были благие, да исполнители их плохие. Целовальники ухитрялись разворовывать значительную часть закупленного для работников продовольствия. Хорошая, доброкачественная провизия обменивалась у купцов на гнилую, которую следовало выбросить на свалку. Целовальник получал хорошую приплату, а строители хлебали щи из котлов, зажимая рукой нос от вони.

Тяжкая работа и скверная пища валили с ног работников; на бирючей налагалась обязанность – набирать на Руси новых.

Барма все силы и помыслы отдавал строительству храма. Когда в зимние морозные дни стройка приостанавливалась, старый зодчий все-таки шел на площадку. Какая-то сила тянула его туда. Барма взбирался на леса, осматривал кладку, мерил, высчитывал. Морозный ветер овевал ему лицо; Барма поплотнее нахлобучивал шапку на голову.

За Бармой по пятам ходил Голован, после отъезда Постника принявший на себя заботы о старике.

– Наставник, иди домой – остынешь!

– Это я-то? – храбрился Барма.

Глава VII

Из переписки Ганса Фридмана