Золотая лихорадка

…Телефон! Остаётся только звонить по всему миру. Он схватил мобильник, лежавший на столе, и принялся нажимать на кнопки. Алло, алло, алло… Из крошечных дырочек в трубке беззвучно доносился голос золота. Диссонанс, рождённый красотой и желанием, непереносимая какофония тишины. Оглушённое ударом новых страхов, сердце подростка рванулось в груди. Всё золото, которое существует на земле, надо утопить в море! Голова раскололась от звука, которого вполне хватило бы, чтобы поверить в собственное безумие. Это был звук, похожий на бульканье и вой засорившейся водопроводной трубы: сквозь стаи морских жителей золото прямиком шло ко дну моря и, врезавшись в песок, скрывалось из виду в облаке взбаламученных частиц. После этого оно навечно заснёт в морских глубинах, куда не добирается ни один луч света с поверхности земли.

Белёсый свет зари, из включённого телевизора доносятся утренние новости. Вот уж здесь точно реальность, но, хотя он это понимает, бессильно утонувшую в подушке голову невозможно поднять. Двигая одной лишь правой рукой, он нащупал пульт управления и включил кондиционер. Вместе с прохладным дуновением разнёсся звук, похожий на гул низко летящего лайнера. Не должно быть такого звука! То ли что-то с кондиционером, то ли с его слухом, а может, что-то у него с головой? Стало страшно. Показалось, что если теперь он будет выбит из рамок нормального состояния и организм его потонет в пучине бессознательного, то вновь ему уже не выплыть.

Собрав все силы, он сел, потом поднялся с постели и открыл окно, высунув голову наружу. Вдруг он ощутил толчок в спину и двумя руками уцепился за оконную раму. Он повернул шею, но сзади никого не было. Это он сам себя толкает — хочет выпрыгнуть? Со второго этажа даже если и прыгнешь, разве только ноги поломаешь, а поскольку внизу газон, то вообще можно отделаться вывихом, боль — и только. Лучше не надо. Ну а если прыгнуть вниз головой и сломать шею? Подросток продолжал наваливаться на подоконник, словно человек, к которому сзади подступают языки пламени. Из-за стиснутых зубов рвался крик: «Помогите!»

Когда подросток спустился по лестнице вниз, Кёко уже приготовила всё к завтраку. Ах да, ведь придёт Канамото! Подросток взглянул на часы: было полдесятого.

— Доброе утро, — произнесла Кёко.

— Пх-х. — Ответ подростка походил на звук, с каким вырывается пар из кастрюли.

Он пошёл к умывальнику умыть лицо. Когда вытерся и глянул в зеркало, то увидел человека, всё ещё блуждающего среди кошмаров: бледное опухшее лицо, запавшие глаза с красными прожилками, взгляд, ищущий лишь лазейки для побега.

— Мне кофе! — сказал подросток бодро, чтобы поддержать игру, и уселся за стол.

— Растворимый есть… — Кёко сняла с конфорки кастрюлю и поставила туда чайник.

— Слушай-ка, а что, если когда-нибудь потом купить маленький домик, чтобы жить там вдвоём? Знаешь, как каюта корабля, маленький…

— Ты же вроде бы собирался построить большой шестиугольный дом, чтобы жить там всем вместе?

— А какой дом лучше? — В запахе кофе было что-то печальное, как в прогулке по опавшим листьям, и подросток, протянувший уже руку к чашке, которую Кёко перед ним поставила, замешкался. — Только не говори, что и то и другое хорошо, терпеть этого не могу! Хорошо бы от всего сбежать…

После завтрака подросток спустился в подполье, Коки у себя занялся приведением в порядок своих музыкальных дисков, а Кёко включила стиральную машину.

«Где же в этом доме спрятано тело Юминаги?» — думал Канамото, подходя к входной двери. На ветровых стёклах стоящих во дворе представительских автомобилей, в которые давно никто не садился, скопилась пыль, неухоженный газон зарос сорной травой, сад был обречён на одичание. Как только Канамото позвонил, дверь тут же открылась, Кёко молча поставила перед ним тапки и проводила в гостиную.

— Извини, что тебе пришлось специально сюда приехать. Что будешь пить? — В голосе подростка сквозило волнение.

— Могу ячменный чай, могу китайский. — Канамото уселся на диван.

— Её зовут Кёко. Ты, может, не помнишь, но у нас раньше был такой Ясуда, он ещё за мной приглядывал. Она дочка Ясуды. Мы друзья, но она здесь помогает с домашними делами, — торопливо проговорил подросток, глядя в спину Кёко, которая вышла из гостиной на кухню.

Канамото передал подростку завёрнутую в бумагу клюшку для гольфа и коричневый конверт:

— Здесь сдача с тех денег, которые уплачены за лечение вашей сестры Михо, и квитанция. Так о чём будет разговор?

Подросток рассказал, как накануне в «Вегасе» Хаяси и Сугимото запугивали его тем, что, если он не признает их заместителями отсутствующего директора, они сумеют подбить остальных руководителей филиалов и всех сотрудников на забастовку, и как они запретили ему бывать в отделениях фирмы и в офисе.

— Что мне теперь делать? — Подросток почувствовал даже некоторое облегчение оттого, что выглядел таким жалким.

— Ну, а чего хочешь ты, Кадзуки-сан?

— Я должен позаботиться о «Вегасе», пока не вернётся отец, это мой долг. Пусть они открыто признают, что заместитель директора я.