Золотая нить. Как ткань изменила историю

Их озабоченность была обоснованной. Королевское вмешательство в торговлю шерстью могло иметь и уже имело печальные последствия. С 1270 до 1275 г. Генрих III, поигрывая мускулами дипломатии со всем изяществом гордящегося собой силача, запретил экспорт британской шерсти во Фландрию, чтобы продемонстрировать ее экономическую зависимость от Англии. В 1290-х гг., когда Эдуард I захватил Францию, он повысил налоги и отослал большое количество денег за границу, поэтому его подданным стало труднее получить кредит. В результате три года подряд все количество шерсти, экспортируемой из Англии, продавалось по более низкой цене. Когда кризис миновал, производители шерсти и их товары пострадали намного больше, чем купцы, так как экспортные пошлины резко снизили их прибыль. Налоговый сбор в 5 марок с мешка шерсти – maltote, или «дьявольская пошлина», – впервые был снят в 1294 г. Производители шерсти стали получать меньше, а цена шерсти при продаже выросла. «Те, кто владеет шерстью, – жаловался аббат из Мо в XIV в., – те, кто платит этот налог королю, а не торговцы субсидируют его; потому что шерсть продается по тем меньшей цене, чем больше налог, который уплачивается за нее королю»

[217].

Монашеские рясы

«О, брат, бойся этих глупцов! – сказал он. – Сам Христос предупреждал об этом и называл их ложными пророками в вере: «В овечьей шкуре приходят они, нутром же они – волки хищные. По делам их узнаете, кто они».

«Видение Петра Пахаря», XV в. (Евангелие от Матфея, 7:15)

Две отличительные черты Ордена цистерцианцев, основанного во Франции в 1098 г., связаны с шерстью. Первая – это их одеяния из светлой неокрашенной ткани, тогда как остальные монахи носили темные рясы. Из-за этого цистерцианцев прозвали белыми монахами. Вторая черта – это то, что они выбирали удаленные, изолированные и совсем негостеприимные места для новых аббатств. Уильям из Сен-Тьерри говорил, что Клерво – «меж густыми лесами в узкой расщелине соседних холмов» – напоминает пещеру святого Бенедикта, основателя Ордена бенедиктинцев. Монастырь Риво, основанный в начале XII в. на северо-востоке Англии, был описан другим писателем как «место ужасного, пугающего одиночества». Такие удаленные обители зачастую были идеальным местом для выращивания овец. И настолько прочно эта деятельность вошла в жизнь ордена и таких успехов монахи добились в торговле шерстью, что у цистерцианцев развился неуемный аппетит на землю, подходившую для их отар[218]

.

Быстрым способом приобретения земли была покупка поместий у тех, кто оказался в долгах, даже если это означало самим залезть в долги. Шерсть, которую предполагалось получить от выращивания овец на дополнительной земле, помогла бы им расплатиться с кредиторами[219].

В XV в. Франческо Бальдуччи Пеголотти, флорентийский купец, составил список монастырей, производивших шерсть. 85 % были цистерцианскими, и они получали за шерсть больше, чем другие производители. Частично это свидетельствовало о хорошем ведении хозяйства (чем лучше питаются овцы, тем выше качество шерсти, которую они дают) и о качественной обработке шерсти. Также это было связано и с масштабами торговли: их стада были настолько большими, что можно было отправлять шерсть крупными партиями и снижать расходы на перевозку. Монахи вкладывали деньги и в производство. Майкл Бран, восьмой аббат монастыря в Мо, построил новый каменный сарай со свинцовой крышей. Другие здания, как написано в «Летописи Мелсы», были построены из мореного дуба. В Мо шерстяные одеяния монахов были сшиты в самом аббатстве, из ткани, также сотканной братьями. Разумеется, практика и стандарты менялись от монастыря к монастырю, но внутри ордена явно происходил обмен знаниями и ресурсами для всеобщей пользы. Аббатство Кингсвуд в Уилтшире было особенно успешным, производя в год дополнительные двадцать пять мешков шерсти. Обитель купила баранов в другом цистерцианском монастыре в Линкольншире в 1241 г. и передала их в дар аббатствам Дьелакр в Стаффордшире и Бэйсенверк во Флинте[220].

Хотя торговля шерстью обеспечивала богатство цистерцианцам в XII и XIII вв., она же делала их все более мирскими, светскими. Чем больше они торговали «белым золотом», тем дальше уходили от идеалов монашества. Признавая это, генеральный капитул ордена не прекращал попытки контролировать участие монахов в торговле.