Золотая пыль

Сапожник заковылял по направлению к Кнейпгофу, а англичанин последовал за ним. На углу Коль-Маркта сапожник обернулся и пристально посмотрел, но не на человека, а на его сапоги.

– Вы моряк, – сказал он.

– Да.

– Мне сказали, чтобы я отыскал английского моряка, Луи д’Аррагона.

– Так вы его нашли.

Однако сапожник колебался.

– Как мне удостовериться в этом? – подозрительно спросил он.

– Вы умеете читать? – поинтересовался д’Аррагон. – Я могу доказать, кто я такой… если, однако, пожелаю. Но я не уверен, хочу ли я этого.

– О, это только письмо… неважное! Какое-то ваше личное дело. Письмо из Данцига, написанное человеком, чье имя начинается на Б.

– Барлаш, – спокойно подсказал д’Аррагон, вынимая из кармана бумагу, которую он развернул и поднес к глазам сапожника.

То был паспорт, написанный на трех языках. Если сапожник и умел читать, то он не спешил похвастаться ученостью, далеко превышавшей его положение. Но он взглянул на бумагу взглядом, достаточно опытным, чтобы схватить ее главную суть.

– Да, это имя писавшего, – сказал сапожник, шаря в карманах. – Письмо не запечатано. Вот оно.

Передавая письмо, сапожник сделал еле заметный знак рукой.

– Нет, – возразил д’Аррагон. – Я не принадлежу к Тугендбунду и ни к какому иному тайному обществу. Мы, англичане, не нуждаемся в таких союзах.

Сапожник неловко рассмеялся.

– У вас острые глаза, – ответил он. – Англия – великая страна. Я видел реку, запруженную английскими судами перед тем, как Наполеон прогнал вас с морей.

Д’Аррагон, разворачивая письмо, улыбнулся.

– Наполеон еще не сделал этого, – сказал он с той живостью, которая давала возможность английским морякам считать забавным всякий разговор о морском главенстве.

Он внимательно прочел письмо, и его лицо окаменело.

– Я получил инструкции, – сказал сапожник, – передать вам письмо и вместе с тем известить вас, что вам будет оказано необходимое содействие. Кроме того…

Он остановился и указал своим толстым, запачканным клеем пальцем на письмо…

– Это написано не тем, кто подписался внизу.

– Тот, кто подписался, вовсе не умеет писать.

– Этот почерк, – продолжал сапожник, – послужит вам паспортом во всех частях Германии. Тот, кто имеет при себе письмо, написанное этим почерком, может свободно жить и путешествовать везде, от Рейна до Дуная.

– Так я, значит, пользуюсь дружбой могущественного человека, – сказал д’Аррагон, – потому что знаю, кто написал это письмо, и, кажется, могу похвастаться, что он мне друг.

– Я в этом уверен. Мне уже это передали, – произнес сапожник. – Есть у вас квартира в Кенигсберге? Нет. Так вы можете разместиться в моем доме.

Считая дело заранее решенным, сапожник заковылял через Коль-Маркт по направлению к ступенькам, спускавшимся к речке.

– Я живу на Нейер-Маркт, – произнес он, запыхавшись. – Я три дня ожидал вас на этом мосту. Где вы были все это время?

– Избегал французов, – коротко ответил д’Аррагон.

Относительно своих собственных дел он был скрытен.

Они зашагали дальше по грязному, утоптанному снегу и больше не разговаривали. Мужчины прошли через Нейер-Маркт и вошли в дом, около которого растут высокие липы. Комната, предложенная Луи д’Аррагону, была та самая, в которой Шарль Даррагон переночевал полгода тому назад. Мир, в котором мы живем, так мал и так узок круг, который судьба проводит вокруг жизни человека!

Сапожник ввел гостя в комнату и, рассказав о ее преимуществах, хотел уже удалиться, как вдруг д’Аррагон, снимавший с себя шубу, привлек чем-то его внимание, и он остановился на пороге.

– В ваших жилах течет французская кровь, – отрывисто произнес сапожник.

– Да… немного.

– Так. Вы мне напомнили… Это странно, но когда вы клали свою шубу, то напомнили мне одного француза, который однажды переночевал здесь. Вы походите на него лицом и сложением. То был шпион, прошу покорно, да, он входил в состав тайной полиции французского императора. Я тогда был новичком, но все-таки почувствовал, что дело тут неладно. Я взял его сапоги под предлогом их починки. Я запер его. Но он, прошу покорно, вышел из этого окна и без сапог. Он проследил за мной и узнал многое из того, чего ему не следовало бы знать. Я это потом слышал от других. Этот человек оказал императору большую услугу. Он, кажется, спас Наполеону жизнь в Данциге. Со мною же сыграли скверную шутку, но я сам был виноват. Я думал заработать талер, дав ему приют, а он все это время обманывал меня. Он переоделся простым солдатом, в действительности же это был штабной офицер. Но я знаю имя офицера, которому он написал рапорт о той ночи.

– А! – произнес д’Аррагон, занятый своим багажом.

– Это Казимир – польское имя. А два дня тому назад я получил о нем сведения. Он получил амнистию, обещанную русским императором, женился на очень красивой девушке и живет по-княжески в Кракове. И все это со времени осады Данцига.

– А другой? Тот, кто ночевал здесь. Вернулся ли он обратно через Кенигсберг?